– Поразительно, до чего люди бывают беспечны. Он храбрый или робкий?
– Вот это вопрос! Примерно такой же храбрый, как я.
– Умный или не очень?
– У меня все друзья умные, – заявил Валентин, вернувшись к своей обычной беззаботной манере. – Он не интеллектуал: его пугают сложные игры типа шарад или умные разговоры.
– Тогда ему здесь делать нечего. Он играет в бридж?
– Кажется, он не особенно разбирается в карточных играх.
– Может быть, Тони сыграет с ним партию в шахматы?
– О нет. Шахматы требуют сосредоточенности.
– Так он, значит, мечтатель? – спросил Мант. – Он замечает, что происходит вокруг? Смотрит под ноги?
– Он такой человек, – сказал Валентин, – который любит, чтобы во всем был порядок. Любит, когда его водят за ручку. Он доверчивый и послушный, как хорошо воспитанный ребенок.
– В таком случае, – сказал Мант, – нужно придумать какое-то детское развлечение, чтобы не слишком его напрягать. Может быть, «Музыкальные стулья»?
– Лучше не надо. Он будет смущаться, – не согасился Валентин. Он почувствовал нежность к отсутствующему приятелю, и ему захотелось за него заступиться. – Я бы оставил его в покое. Он довольно стеснительный. Если пытаться его тормошить, он испугается и еще больше замкнется в себе. Лучше пусть сам проявляет инициативу. Он не любит, когда его преследуют, но деликатно преследует сам.
– Ребенок с охотничьими инстинктами, – задумчиво проговорил Мант. – Как же нам его развлечь? О, знаю! Сыграем в прятки. Мы спрячемся, а он будет искать. Так он точно не ощутит, что мы навязываем ему свое общество. Это будет верх такта. Он должен прийти с минуты на минуту. Надо скорее прятаться.
– Но он не знаком с этим домом.
– Тем ему будет интереснее, раз уж он любит самостоятельно делать открытия.
– А если он упадет и ушибется?
– С детьми такого не бывает. Вы пока прячьтесь, а я поговорю с Франклином, – тихо произнес Мант. – Только, чур, играть честно, Валентин. Не иди на поводу у своих природных влечений. Не поддавайся в игре лишь потому, что тебе не терпится приступить к ужину.
Машина, которая встретила Хью Кертиса на станции, была начищена до зеркального блеска и буквально сияла в лучах заходящего солнца. Шофер, казавшийся продолжением автомобиля, так стремительно закинул в багажник саквояж Хью, усадил его самого на заднее сиденье и укутал пледом, что создалось впечатление, будто он опередил само время. Про себя Хью подосадовал на такую поспешность, на такое вмешательство в ритм его мыслей. Это было предчувствие тех усилий, которые уже совсем скоро ему придется приложить, чтобы приспособиться к новому месту; предчувствие резкой психологической перестройки, вызванной визитом в чужой дом, особенно если там собирается незнакомая компания. Капитуляция собственной личности, если угодно. По сути, маленькая смерть, как мог бы выразиться человек, наделенный поэтическим воображением.
Машина притормозила, свернула с главной дороги, въехала в покрашенные белой краской ворота и еще две-три минуты катилась по гравийной дорожке