А то, что сам позвал еще затемно, так это ничего. Не ждал он. Да опоздай я на час, уже крику было бы. Но я не опоздала. И даже сапоги успела почистить.
Генерал-майор всегда ко мне относился слишком хорошо. Ходили, конечно, слухи о причинах, но особо ретивому шутнику я сломала челюсть, и остальные попридержали свои поганые языки.
– Случилось чего, Федор Елисарович? – уже по-простому спросила я, послушно присаживаясь.
– Чаю? Хороший чай нынче моя женушка любезная прислала с оказией. Тут и веточки смородиновые, и листики малиновые и чайный лист крепкий.
– Небось не чаевничать меня позвали, – усмехнулась я, понимая какое впечатление эта усмешка производит на людей. Однако, генерал-майор был человек, видевший войну не на парадах, и его перекошенным лицом было не пронять. – Случилось чего? Али мои опять чего отчебучили?
Он пожевал губами, помолчал, вытер белоснежным платком внезапно вспотевшую лысину и сцепил руки на плоском, не смотря на должность, животе.
Молчал он не очень долго. Оглаживал пышные усы, которые словно в противовес лысой голове буйно топорщились. Теребил край формы и прищелкивал пальцами.
– В запас мы тебя увольняем. – Рубанул он с плеча новости, не найдя более подходящих слов и воспользовавшись теми, которые были.
– Хоть меня и контузило в последней кампании, я практически здорова, – холодно отчеканила я, – а с лица воды не пить. Чай я боевой офицер, а не барышня кисейная. Али недостаточно хорошо я свою отвагу показала? И верность Государю?
– Нет, отваги у тебя с избытком. И дурости тоже, что вы молодые за лихость да отвагу принимаете. – Отмахнулся Федор Елисарович.
– Полковой медик дал заключение, что я практически здорова. -Повторила я.
Генерал-майор грустно посмотрел на меня и покачал головой.
– Практически. Вот ключевое слово. Хорошая ты девка, Васька. Была бы парнем, ух какую карьеру бы сделала. Лично бы за тебя хлопотал. И место в Академии выбил бы, и подсказал бы чего да где, а где нужным людям шепнул бы чего…
– Да вы и так вроде бы…
– Не обессудь, а только пришел приказ сверху. Чин тебе дают поручика, медальку какую за заслуги и пенсию. По ранению, не по выслуге лет.
– Сколько?
Он отвел глаза:
– Два рубля.
– Это в седьмицу?
Федор Елисарович вздохнул еще тяжелее и виновато покосился на самовар, на что я только махнула рукой, хочет чаю выпить, так пускай. Хуже для моей карьеры уже не будет. А слухи?! Слухи были и будут всегда.
– Наливочки?
– Спасибо, воздержусь.
– Ну и зря, хорошая наливка, вишневая. Сам настаивал, сам процеживал.
– Вы же знаете.
– Одобрять – одобряю. Уважать – уважаю. Понимать – не понимаю.
Я не пила спиртного. С тех самых пор, как во хмелю завербовалась в действующую армию рядовым. Мне бы насторожиться, что меня, щуплую девку пивом угощают задарма, а я только преисполнилась собственной значимости и знай пила. Очнулась уже в казарме. А на плече была метка. Служба на двадцать пять лет.
И из них прошло только пять.
– Ну, так вот, – вернулся к разговору генерал-майор, он налил чай, взял кусочек колотого сахара и вприкуску отпил. Сахара и я утянула кусочек, не смогла удержаться. – Чин дают тебе и пенсию. И медаль.
– Орден. – Возразила я.
– Медаль.
– Орден второй степени.
– Третьей.
– У батюшки первой степени. – Возразила я. – Орден второй степени его порадует значительно больше, чем третьей. Хотя и меньше, чем первой.
– Третьей. Тебе бы в купчихи пойти с таким талантом, а не кровь проливать на поле боя. -Генерал-майор вздохнул.
– Да эти купцы кровь пьют (и льют) похлеще врагов. Тут хотя бы все понятно: кто перед тобой – враги, руби их направо и налево, позади друзья, спину прикроют.
– Не совсем так, но в целом верно. Но орден только третьей степени. Главную свою проблему ты и сама знаешь. Дело вообще могли бы замяли бы. А так, можно сказать провожаем тебя в почетную отставку.
– Нищенская пенсия и медалька. – Пробормотала я.
– Орден, поручик, орден! Я не я буду, коль не выбью тебе его! Ну, так, поздравляю, поручик?!
– Служу Отечеству! – Вновь гаркнула я, вскочив на ноги.
Сахар я сунула в карман мундира, как знала, что орать придется, а с сахаром за щекой и выглядит странно и громкость не та, еще и петуха можно дать.
Потом было построение, орден, что украсил мой потрепанный мундир, денщик Захар, что утер скупую слезу и дорога домой.
И пенсия, на которую я теперь имела полное право.
– Чего кушать изволите, барыня?
– Какая я тебе барыня, курица кривая, я – боевой офицер! – Вскипела я, схватив подавальщицу за край фартука. Фартук,