И на всем пути до места преступления Винс о них ни разу не обмолвился, так что, может, и получилось.
На месте все оказалось для меня намного легче, чем ожидалось, и я вполне приободрился. Прежде всего, то был кампус Университета Майами, моей старой доброй альма-матер, и в соответствии со своей пожизненной попыткой казаться человеком я, попадая туда, старался всегда помнить о необходимости изобразить теплые чувства к этому месту. Во-вторых, свежей крови, пригодной для обработки, было очень мало, а это означало, что с делами я управлюсь в разумный срок. И кроме того, намекало на свободу от противной мокрой субстанции. Я, признаться, не люблю крови. Возможно, это покажется странным, но так оно и есть.
Впрочем, огромное удовольствие я находил в том, чтобы организовать место преступления, заставить его соответствовать приличной схеме, быть послушным. В данном случае, судя по тому, что я узнал по пути сюда, едва ли в том могли возникнуть сложности.
Так что я пребывал в своем обычном благостном расположении духа, когда легким шагом двигался к желтой полицейской ленте, окаймлявшей место преступления, и был уверен: наступит блаженный перерыв в суете рабочего дня…
И замер столбом, едва переступив одной ногой ленту.
На миг весь мир сделался ярко-желтым, появилось тошнотворное ощущение шаткой космической невесомости. Не было видно ничего, кроме резкого света. Из тьмы заднего сиденья донесся тихий звук, ощущение подсознательной тошноты мешалось со слепой паникой от ножа мясника, скрежещущего по классной доске. Суетливое метание, нервный зуд, дикая уверенность, будто что-то шло не так, – и никакого намека на то, что или где это было.
Зрение вернулось, и я огляделся. Не увидел ничего неожиданного на месте преступления: небольшая толпа, собравшаяся у желтой ленты, несколько фигур в полицейской форме по периметру, кучка детективов в дешевых костюмах и мои коллеги-криминалисты, прочесывавшие кусты на четвереньках. Все совершенно нормально, если смотреть невооруженным взглядом. Вот я и обратился за ответом к своему непогрешимому, полностью затянутому в броню внутреннему оку.
«Что это?» – молча спросил я и, вновь закрыв глаза, стал ждать хоть какого-то ответа от Пассажира на это небывалое проявление дискомфорта. Я привык к замечаниям, исходившим от моего Темного Напарника, и довольно часто мой первичный осмотр места преступления перемежался коварным шепотком одобрения или удивления, но на сей раз… На сей раз прозвучало явное огорчение, и я не знал, как его следует понимать.
«Что?» – снова спросил я. Однако ответа не было, если не считать гнетущего шороха невидимых крыльев, так что, стряхнув это с себя, я пошагал к месту действия.
Два тела явно были сожжены где-то еще, поскольку поблизости не замечалось никакого мангала подходящих размеров для столь тщательной прожарки двух женских особей средней комплекции. Тела были брошены на берегу университетского озера, чуть в стороне от проложенной вокруг водоема дорожки, и их ранним утром обнаружила пара