Баюр ждал его пробуждения, но всё же, внезапно встретившись с его взглядом, на мгновение оторопел. Раненый снова закрыл глаза. Но волхв знал, что он не спит, осмысливает своё положение. Неспешно устроившись у костра, скрестив ноги, ночной дозорный молча чертил прутиком на земле, потом спросил тихо, чтобы не разбудить Джексенбе:
– Ты как себя чувствуешь, а?
Молчание. Ага, не хочет сознаваться, что понимает. Мол, мы, простые киргизы, знать не знаем вашего языка.
– Ты бредил по-русски, – помог его решимости волхв.
Реакция была мгновенной. Юноша сел одним рывком, не мигая уставился на своего спасителя:
– О чём?
Баюр с ленцой потянулся, про себя прикидывая, что вряд ли парень скажет правду. Если маскировался, скрытничал, то за здорово живёшь все козыри на стол не выбросит. Надо поймать его на слове, чтоб не вилял. Припереть к стенке его собственными словами.
– Про караван рассказывал, про хитрости маскировочные…
Глаза раненого стали совсем круглые, а скулы побелели так, что стало заметно даже при скудном свете костра. Он открыл рот, собираясь, видимо, осадить лжеца… Но ничего не сказал. Да и что тут скажешь? Разве сторонний человек может придумать такое? Угадать в точности, не зная обстоятельств?
– Да не расстраивайся ты так, – успокаивал его Баюр. – Кроме меня, никто тебя не слышал. А разве я… – рискнуть что ли? А, была не была! – выдам русского офицера?
Лицо незнакомца стало совсем несчастным. Значит, не ошибся Джексенбе. У степняка глаз острый: увидел – запомнил. Тем более такую редкостную птицу – учёного киргиза в русской военной форме. Переодетый офицер не пытался возражать, не спорил, не грозил, только спросил, еле шевеля губами:
– И что ты собираешься со мной делать?
Волхв вздохнул и улыбнулся:
– Кормить