Из яблока в огрызок и обратно. Виктор Батюков

светленький, в рубашке. Оба уже тепленькие. Тот, что в галстуке, увидел меня и зовет: «Эй, беспризорник, подь сюда». Я прикинул, терять мне нечего, если соберутся бить – убегу, а так может чего и поимею. Когда подошел, он полез в карман и достает оттуда полтинник. Поглядел на него и мне протягивает. «На, – говорит, – бери. Может, хоть ты когда-нибудь Васю Брызгуна добрым словом вспомнишь». Ну, я купюру-то взял, поблагодарил, как положено, и хотел было уходить, как светленький нагнулся ко мне и спрашивает:

      – Ты здесь Геннадия Яблочкина не встречаешь?

      – Нет, – говорю. – А кто это?

      – Да так, знакомец один. – А потом повернулся к моему благодетелю и таким заискивающим голоском говорит:

      – Василий Александрович, пойдемте в зал, там люди ждут.

      А тот оттолкнул его и как заорет:

      – Пшел вон, лизоблюд! Ты думаешь, я не знаю, чего ты возле меня увиваешься?! Тебе деньги мои нужны, а не дочь моя. Вот, – здесь он сложил пальцы правой руки в кукиш и сунул его прямо парню в лицо. – Выкуси. Шиш ты у меня получишь, – и, пошатываясь, пошел в кафе. Ты бы видел, как бедного парня перекосило. Я думал, он этого мужика разорвет, так у него кулаки сжались, но он только попыхтел-попыхтел, а потом повернулся, да как рявкнет на меня: – А ты чего здесь стоишь?! Пшел вон отсюда, пока милицию не вызвал! Ну, я, конечно, коробку с посудой в руки – и ходу.

      – А с утра стал пропивать халявные деньги, пока менты не забрали, – закончил его рассказ Гена.

      – Точно! – ударил его по плечу Виктор так, что тот взвыл.

      В этот момент снова лязгнула дверь и в проеме показалось прыщавое лицо молоденького сержантика.

      – Огрызкин! На выход! – срывающимся на фальцет голоском прокричал он и, смутившись, спрятался за дверью.

      – Ну, мне пора, – тяжело поднимаясь с нар, произнес Гена. – Если раньше выйдешь, чем я, можешь на моем участке поработать. Больше никого не пускай, а то потом хрен выгонишь. Все. Бывай здоров.

      И Геннадий, заложив руки за спину, вышел в коридор.

      – Ну что, вспомнил? – спросил следователь, когда он опустился на уже знакомый табурет.

      – Угу. Как же. Вы мой мозг так напугали, что теперь его все мысли стороной обходят.

      – Значит, сознаваться не хотим? Так. Раз правильная мысль в твой, как ты говоришь, мозг сама идти не хочет, придется ее туда загнать.

      Следователь встал и начал медленно обходить угол стола, а Огрызкин, зажмурив глаза, пытался угадать, куда последует первый удар, когда от двери раздался грозный окрик: – Капитан Фомин! А ну прекратите рукоприкладство! В чем дело?

      – Геннадий открыл один глаз и чуть повернул голову. У порога стоял подполковник. Судя по всему – начальник этого отдела.

      – Владислав Семенович, – возвратился на свое место следователь. – Этот бомж был нами обнаружен у трупа Брызгунова Василия Александровича.

      – Во-первых, не бомж, – перебил его подполковник.

      – А… Как, простите,