Сначала они так и двигались по склону сопки, постепенно понижавшемуся. Когда длинная сопка, как бы выразился городской человек, кончилась, они оказались в нешироком распадке, за которым красовалась вторая сопка, столь же длинная и столь же постепенно понижавшаяся. Смолин, не собирался разыгрывать супермена и достал карту: чрезвычайно походило на то, что обозначенная самой тонюсенькой линией дорога, потому и делала дугу, чтобы обогнуть место, где сопки сходили на нет.
Вскоре, к их радости, они наткнулись на помянутую дорогу – точнее, то, что от нее осталось. Сразу видно было, что именно тут и пролегала лет двадцать назад лесная дорога: пространство метров в десять шириной резко отличалось от окружающей тайги: вместо могучих елей на всем протяжении бывшей дороги росли негусто молоденькие деревца толщиной не более чем в руку. Не самый удобный путь, но теперь сбиться с него было решительно невозможно.
Инга поначалу отвлекалась на всякую экзотику вроде цокавших из-за стволов белок и не встречавшихся в городе птиц, но довольно быстро этой сомнительной экзотикой пресытилась и шагала, не особенно и глядя по сторонам. Странствие это, как ему и полагается, было чертовски скучным: шагаешь себе и шагаешь, мимо столь одинаковых деревьев, что кажется, будто кружишь на одном месте, поглядываешь под ноги, чтобы не пропустить коварную ямку, корягу, а то и змею. Говорить особенно не о чем, опасностей никаких, но и поводов для веселья тоже. Тайга – очень скучное место, если ты в нее нагрянул не романтическим туристом, а просто вынужден отмахивать километры по неотложной надобности…
Первое время Инга вертела головой чуть ли не на триста шестьдесят градусов – опасливо высматривала медведя. Имевший об этих животных некоторое представление Смолин не стал ей говорить, что они вполне могли миновать на дороге пару-тройку косолапых – медведь способен передвигаться абсолютно бесшумно и, учуяв человека, попросту тихонечко растворится в чащобе так, что не увидеть его и не услышать…
Может быть, кто-нибудь Смолину и звонил – он не стал переключать телефон с «беззвучки». Разговаривать о текущих пустячных делах посреди этой дикой чащобы, с его точки зрения, было бы излишним сюрреализмом. Инга, когда он ей это изложил, с ним согласилась.
Чуть ли не час парочка шагала по вырубке, ничуть не похожей на те, которые Смолин поневоле видел. Никаких куч помаленьку гниющих бревен, с российской щедростью невывезенных, практически пустое место с едва видневшимися над землей пнями: деревья были срезаны, что называется, под самый корешок. Судя по этакой скрупулезности, они наткнулись на одну из тех делянок, которые на закате советской власти выделяли японцам. Никто другой, кроме японцев, так бы не сделал: деревья спилены так, чтобы не потерять и сантиметра деловой древесины, на месте доброй половины пней виднеются лишь обрубленные корни (выкорчевали самые подходящие), щепы не осталось ни горсточки.