– В другой раз, – отмахнулся он.
– Ты её знаешь? – спросил я.
– Нет, – сказал он. – А вон та тебя точно знает.
Он показал на девицу, которая неотрывно пялилась на меня.
– Я здесь вообще никого не знаю, – пожал я плечами.
Саня подозвал к себе одного из местных парней и что-то шепнул ему.
– Это Пират, – сказал он мне.
Пират улыбнулся и пожал мне руку.
Я во все глаза смотрел на толпящихся на танцплощадке курортников. В основном это были тридцатилетние старики. Молодёжь вроде нас с Саней укрывалась в тени кустов.
К нам подошёл Пират.
– Чувиха из соседнего пионерлагеря, – сказал он Сане. – Вожатого боится.
– Какого вожатого? – спросил я.
Саня с Пиратом заржали.
– Позовём? – подмигнул мне Саня.
– Не надо, – вздохнул я. – Ещё директрисе настучит.
– Не настучит, – сказал Саня. – Она как раз боится, чтобы ты не стукнул. Вы все здесь на птичьих правах.
Они с Пиратом снова заржали. А мне захотелось в домик к матросу-спасателю Николаю. Отплясывать на сочинских турбазах мне ещё было рано.
Как я узнал, Дагомыс был одним из посёлков, входящих в Большой Сочи.
– Лазаревское, Лоо, Чемитоквадже, Адлер – это всё Сочи, – сказал, присвистывая, Саня. – Но мы к центру города ближе других.
– А Хоста с Мацестой? – спросил я.
– Это совсем Сочи, – перестал свистеть Саня. – Там санатории, а здесь пионерлагерь. Нормальное место.
Место вообще-то было чудесное. Домики лагеря прятались в зарослях фундука, вокруг слоновые и какие-то другие пальмы, вдали переливается на солнце расплавленная масса моря.
– Ты здесь родился?
– Ну да. Хотя мои родители из Белоруссии. После войны познакомились.
– А как в Сочи попали?
– Приехали, – хмыкнул Саня. – Кто-то на целину, а мои сюда. Сочи все знают.
Это было правдой, Сочи в нашей стране знали все. В отличие, между прочим, от Ганцевичей, где я родился.
– Знаешь такую песню: «Друзья, купите папиросы, подходи, солдаты и матросы, подходите, пожалейте, сироту, меня согрейте, посмотрите, ноги мои босы…»? Сочинская.
– Иди ты?! – удивился я. – Про тебя, что ли?
– Немножко, – засмеялся Саня. – Мы её с детства поём.
– Сироты?
– Конечно, особенно мы с Пиратом. У него отец директор школы.
Постепенно я приноровился к работе пионервожатого. Самое большое неудобство заключалось в том, что из тридцати воспитанников двадцать были голенастыми девицами с уже сформировавшимися взглядами на жизнь.
– Сразу после школы я выйду замуж! – заявила мне Катя.
– Ты в каком классе? – спросил я.
– В девятый перешла.
– А где живёшь?
– В Москве! – подбоченилась Катя.
С москвичками я ещё не сталкивался, но откуда-то знал, что это народ особенный. И знал, что Катя обладает твёрдой валютой в виде тяжёлых ядрышек груди.