Итак, заключая эту главу, мы получаем явления, которые, по-видимому, противоречат одно другому. С одной стороны, несомненно господство личности в праве, с другой мы видим определяющуюся власть князя и церкви. Если в основании княжеской власти лежит свободное признание, то авторитет церкви как будто основывается на другом начале, как будто здесь действует закон. Этих противоречий не было, конечно, на деле, сила личности не улеглась еще. Церковь, опираясь на завете Владимира Се., особенно в делах о наследстве, только отстраняла деятельность власти, а затем ей открывалась другая, положительная сторона ее миссии, где дело не в формах закона, а в силе веры, где действует только внутреннее влияние на каждую личность, отдельно взятую, где только таким влиянием определяются границы действительной власти.
Во сколько хотело русское общество принять чужое влияние, в каких формах могло проходить оно – это мы постараемся уяснить в последующем обзоре русских юридических памятников, в заключении которого рассмотрим и Кормчую.
Глава II
Русская Правда
Цель наша, при изучении Русской Правды, должна заключаться в анализе элементов (уставы, обычаи), которые входили в ее состав, так как, по нашему мнению, все памятники, носящие это название, составляют сборники, а не первообразные акты, как например, грамоты уставные, жалования и проч. Ни в той форме, в которой представляется нам Правда в Акад. списке, ни в той, какую она получила в списке Троицком, мы не можем предполагать первоначального происхождения всех юридических положений, входящих в ее состав. Из летописи и из позднейшей практики мы знаем, что князья давали уставы, судили. В уставах заключались не одни положения, касающиеся суда. От древнейших уставов до нас не дошло ни одного, но мы знаем позднейшие, и если в позднейших не обособляются именно только правила для суда, – то что же может нас заставить предполагать такое обособление в уставах времен Ярослава или его детей? Такие уставы, по всей вероятности, составляли тоже местные и тоже смешанного содержания акты. К этому, может быть, основному элементу Правды, как увидим, присоединялись другие элементы.
Трудность, анализа Правды в том, что мы застаем ее уже сложившейся и современно ей не находим никаких других точек, на которые мы могли бы опираться. XI и XII вв. не представляют почти никаких остатков юридической письменности, а именно тут слагалась Русская Правда. От конца XIII в. мы имеем уже совершенно законченный текст. Вся возможность разбора памятников, уславливается тем, что в наших руках счастливый случай сохранил ту, так называемую, короткую редакцию, которая вошла после в состав полной. Это делает возможным заключение о том, что входило