В самый страшный день, когда мать помогала Фатиме надеть берберскую свадебную абайю, сестра вдруг поджала губы и сморщилась. Ее прелестные брови опустились, а глаза стали еще темнее, чем были. Спелые вишни превратились в угольки. Мать, сестра матери, вторая жена отца и все мои сестры столпились в комнате. Я пробрался к ним, хотя это было строго запрещено, бросился к сестре, прижался к ее коленям и первым заплакал. Через несколько секунд мы все рыдали в голос. Это я запомню на всю жизнь.
Надо было еще вытерпеть обряд чтения четвертой суры Корана нашим муллой. А потом праздник, когда посторонние женщины будут шептать на ухо советы и оценивать каждый твой жест. Все должно быть идеально. Честь семьи не может быть запятнана.
Фатима вела себя хорошо, уж поверьте мне. Именно тогда я понял, что наш отец – плохой человек. Разве глупый обычай стоит счастья родной дочери? Разве можно продавать своих детей, как овец?
Вы должны простить меня, я был тогда еще очень маленький и многого не понимал. И подумать не мог, что можно заставить сделать что-то против воли и на это могут быть свои резоны. Для меня все происходящее было кошмаром, огромной всеобщей неразумностью. Как будто все вокруг вдруг сошли с ума и творят совсем сумасшедшие вещи.
Мою сестру на несколько мгновений оставили в покое. Фатима сидела в глубоком кресле с подвернутым подолом расшитой накидки в темной комнате одна. Я глядел на нее из-за занавеса, хотел подойти, сказать, чтобы она бежала из дома, попросилась бы к подруге или просто уехала. Я бы отдал ей все свои деньги, которые копил на велосипед. Но тут мама позвала меня помочь на кухне. А может, она просто хотела держать меня под присмотром. Наверное, знала, что могу глупостей натворить. В тот день мне было не по себе. Не находил себе места – то беспричинно смеялся, то плакал, забившись в уголок. Отца старался избегать.
Где-то через час мы все услышали шум, доносившийся из большой комнаты. Мама всплеснула руками и побежала. Я увязался следом. Перед нами предстала ужасная картина. Отец громко ругался, моя сестра плакала. Она скатилась на пол в своем красивом платье, упрашивала отца не заставлять ее выходить замуж, цепляясь за край его брюк. Сурьма потекла, хна размазалась, отчего ее глаза стали еще больше и казалось,