Сам правитель был высок, порядка двух метров. Его пышная белая борода придавала его образу значимости. Карие глаза внимательно глядели вдаль, над которыми были пышные брови. Его большой лоб, который всегда был открыт, дополнял картину. Голову же правителя украшала корона…
Смех! Все мысли сбиты. Лишь высмеивание и только… Опять этот хаус. Как они смеют! Даже его могущество не помогает. Нет! Никто не владеет такими богатствами сколько есть у него, нет никого в мире влиятельнее чем он…
Человек подобный волку удивлялся такому ответу. Неужели то что было описано на фоне этого обожествления, плохо? Неужто эти убийства хуже расточительства, этого пафоса и «понтов» этого самодовольного старого перца? Этот «любимчик учителей», самодовольный, поддающийся любой лести, тиран! Он высокомерен, он думает, что может управлять всем дёргая за ниточки только из-за своей, якобы, умности. Это возмутительно, просто отвратительно.
А силуэт просто был рад. Он просто ликовал в душе. Такой ответ вызвал у него лишь желание сломить оппонента, разрушить его под натиском его же доброты. Неужели он такой сверхумный, самый-самый, тогда пусть получит дочь, брошенную им, а ещё лучше смех даже от своих. Это хвастун, петух, которого нужно сломить, поставить на колени и склонить голову.
Так ли нужно понимать это? Неужели это лишь восторженный нарцисс, а это новоявленные судья? Ах вот как, неужели они всё видят таким образом? Неужели везде этот кошмар и он настиг его даже тут. Перед глазами вставала ужасная картина, то, что порой кошмарнее худших мук.
Белый потолок. Связанность. Полная безысходность и отсутствие возможности движения. Нехватка воздуха и это ярое желание надышаться. Автоматически срабатывающий рвотный рефлекс – стоны организма и его порывы на прорыв пути к воздуху. Удушающий кашель, но всё лишь хуже и хуже. За петлёй идёт петля и лишь наслаждение от господства, от победы над «тираном» улыбчивых палачей. Глаза мученика полны боли, он видит друзей, близких, чужих, кого угодно. Вот-вот вырвется самых страшных истерический смех – крайняя стадия мучений. Пусть это друг, пусть это родное, но, когда прибыл палач в обличие творения, под коим был друг, была ясна крайность. Был виден апогей мучений и смерть…
Кошмарное видение. Нет. Этого не может быть! Это не произойдёт! Особенно с ним! Он – Созидатель, он выше всего и вся! Эти истошные крики о своём восхвалении – последняя надежда, подобная последним судорогам удушающегося. Нет. Они испортили