Никто никогда прежде не спрашивал меня о моей любимой песне, ни музыкальный оркестр, который я наняла, ни Ченг, ни мои братья, считавшие, что джаз развращает мою душу. «Хорошие девочки слушают свою мать, плохие девочки слушают джаз», – говорил мой брат, Синмэй. Я не могла удержаться.
– «Последняя роза Шанхая». Это шанхайский джаз, смесь американского джаза и китайской народной песни. Ее играл граммофон. Хотите послушать? Она звучит так. – Я напела мелодию, покачиваясь в такт. – Бывает такая любовь, которая поражает подобно молнии; она ослепляет вас, но в то же время открывает вам глаза, чтобы увидеть мир по-новому. Вот, вот. Это моя любимая строчка.
– Вот так?
Наклонившись вперед, он заиграл, и его пальцы затанцевали по клавишам. Синкопа, напор и плавное аппассионато. Он понимал мою любимую музыку, знал, какие чувства она вызывала во мне. Забывшись в звучавшем ритме, я постукивала ногой, покачивала бедрами и напевала себе под нос. И все это время я ловила его взгляд на себе, его желание, его откровенную симпатию. Мое сердце бешено колотилось, а щеки зарделись румянцем. Я никогда не испытывала такого головокружительного счастья и увлеченности, словно была юным подростком.
– Эрнест, правильно? Я – Шао Айи. Зовите меня Айи. – Большинство людей обращались ко мне мисс Шао, только моей семье позволялось называть меня по имени, но мне было все равно.
– Аии?
– Нет. А-й-и-и, нисходящий звук, потом восходящий. Мое имя означает любовь и упорство. Ничего страшного, если вы не можете его произнести. Я также отзываюсь на Али, Хэйли, Мэйли и дорогая.
Он рассмеялся, потом повторил мое имя с сосредоточенностью и решимостью, я уставилась на него, испытывая безмерную радость. И он играл что-то другое – «Summertime» Джорджа Гершвина. Но в технике, которую использовал Эрнест!
– Вы умеете играть в стиле «Страйд»?
Новый вид джаза. Я слушала его на этом самом месте в исполнении американской группы еще до войны. Это было невероятно ритмично и довольно провокационно. Пианист отбивал левой рукой ритм в четыре такта, в то время как группа играла мелодию.
– Я ведь пианист, Айи.
– Ах, да. – Как бы мне хотелось заполучить такого пианиста, как он в свой клуб. Я всегда мечтала познакомить своих посетителей со стилем «Страйд», который, несомненно, стал бы популярным. Но война нарушила все планы. Несколько китайских пианистов бежали из города, а фортепиано были конфискованы японцами вместе со многими домами. Я не могла найти на рынке ни одного инструмента для моего клуба.
Сассун что-то сказал, Эрнест поднял глаза, молча закрыл крышку фортепиано и встал.
– Спасибо вам, Айи. Спасибо, сэр. Было приятно познакомиться.
Я наблюдала, как он надел перчатку и покинул бар. Страсть и искрометность, которыми осветилось его лицо, померкли, и глубина его разочарования поразила меня. Как иностранному беженцу, ему не было места в этом городе, где многие люди, включая местных жителей, едва сводили концы с концами.
Когда я вернулась за столик Сассуна,