Сестра-отверженная. Одри Лорд

Чтобы заложить фундамент и возвести эти постройки, камень везли из Украины, потому что Москва, в отличие от Нью-Йорка, стоит не на скальной породе. Удивительно, что город из таких огромных, внушительных, каменных зданий может быть выстроен не на твердой почве. Как будто бы он держится силой человеческой воли. Пока мы стояли перед зеркальным прудом и обсуждали это, ко мне бочком подкрался светловолосый мальчик лет десяти с совершенно интернациональным видом, встал рядом и, украдкой коснувшись меня, раскрыл передо мной ладонь. Посреди его маленькой руки лежал значок в виде красной звезды с солдатом посередине. Я совершенно растерялась, так как не понимала, чего хочет ребенок, и спросила Хелен, но она сказала мальчику что-то резкое и отогнала его так быстро, что я не успела ее остановить. Позднее она объяснила, что он хотел выменять свой значок на американский. Этот ребенок стоял в стороне и наблюдал за нами, странными Черными людьми, и смог угадать во мне американку – потому что, конечно, только американ/ки носят много значков, – и решил обменять свой значок с красной звездой. Меня тронул этот ребенок – я всё думала о том, что сегодня воскресенье и он, наверное, ищет удачи во всех туристических местах. Наверняка его родители не знали, где он, и интересно, думала я, что бы сделала его мать, если бы узнала.

      Женщина из Союза писателей, которая пишет книгу о негритянской политике, была, как мне показалось, немногим старше меня – наверное, ей немного за пятьдесят – и ее муж был убит на войне. Детей у нее не было. Она сообщила эти факты о себе сразу, как мы сели, открыто говоря о своей жизни, как здесь, кажется, делают все. Я говорю «кажется», потому что у этой откровенности есть и своя граница. И она, как и моя сопровождающая, и большинство здешних женщин всех возрастов, похоже, скорбит по мужчинам, которых больше нет. В то же время они вроде бы избавились от многих традиционных ролей и игр по отношению к мужчинам. Почти все, кого я встречала, потеряли кого-то на «Великой Отечественной войне», как они ее здесь называют, то есть, по-нашему, на Второй мировой.

      Сегодня вечером у меня брал интервью Олег, один из представителей Союза советских писателей, которые пригласили меня в Россию и оплачивали счета. Из разговора с ним я узнала, что гостиница, в которой мы живем, раньше была молодежным общежитием, и Олег извинился, что это место, как он выразился, не такое «цивилизованное», как другие московские гостиницы. Я сталкивалась со словом «цивилизованный» и раньше, и мне стало интересно, используется ли оно в разговорах с американ/ками, или, может быть, оно означает соответствие американским стандартам. Мне всё больше кажется, что американские стандарты здесь своего рода негласная норма и что с ними нужно считаться вне зависимости от того, противишься ли ты им или принимаешь их. Это довольно неутешительно. Но вернувшись в гостиницу, я отмечаю, что отделка здесь в самом деле немного потрепанная, но всё в рабочем состоянии, а кровать в номере хоть и кажется подростковой по размеру, но вполне удобна. Для молодежного