«Предмет, который досконально осмотрели, лишается своей ценности»42.
Во втором случае, то есть при созерцании понравившегося нам произведения искусства, картина, изложенная в предыдущем абзаце, кардинально меняется. Во-первых, наше общение с произведением искусства происходит большей частью на бессознательном уровне, а потому – и это, во-вторых, – мы не можем, как в предыдущем случае, выделить идею произведения, довести ее до состояния всем понятной мысли, удостовериться в ее истинности и ценности, запомнить ее, то есть, в случае необходимости, поместить в память. Взамен всего этого наше сознание воспринимает всего лишь смешанный с нашими чувствами неуловимый образ идеи, составленный как бы из множества идей неизвестного нам достоинства. Можно сказать, что, общаясь с произведением искусства, мы находимся в положении буриданова осла, окруженного несколькими одинаково привлекательными охапками сена. Новизна ценной для нас идеи, воспринимаемой на бессознательном уровне, ускользает от нашего сознания, оно не в состоянии заполучить ее в свои сети: зафиксировать, оформить и тем самым сделать ее понятной для нашего сознания.
Вот почему нас так влечет к неоднократному общению с произведением искусства, общению, которое делает близким для нас не идею произведения, не выжимку из последнего – хотя и наиболее ценную, – а все произведение в целом. А чем еще, спрашивается, отличается эстетическая идея от научной кроме как тем, что первую наше сознание не способно понять, но способно интерпретировать? Да, собственно, ничем: как первая, так и вторая блещут своей новизной, своей изюминкой, своей идеей; как первая, так и вторая, будучи нами воспринятыми, доставляют нам удовольствие.
Таким образом, понять и запомнить научную идею мы можем, но нам не дано понять эстетическую идею в ее «чистом» виде. Напомним, что научная идея в ее «чистом» виде заключается в той новизне, которая отличает