– Так, ладно, – Сашка смахнула слезу и вскочила с уютного кожаного дивана. – Хватит воспоминаний. Ты была ребенком, прожившим в закрытом интернате десять лет. Какой мудрости они от тебя ждали? Глупости все это. А теперь давай веселиться? Я прошу тебя.
– А меня и простить не нужно.
– Вот и хорошо, – Сашка выглянула из импровизированной кабинки, занавешенной разноцветным тюлем, отделяющим нас от шумного зала. Как по мановению волшебной палочки, появилась официантка, быстро заменившая бутылку вина на темный ром.
– О, все серьезно?
– А чего мелочиться?
– Действительно, – рассмеялась я и опрокинула приторно-сладкую жидкость, разлившуюся теплом в груди.
– А что Янка? – Саня выдержала паузу, чтобы продолжить допрос с пристрастием. И боюсь, что просто так мне от нее не отделаться.
– А с ней все хорошо. Побывала замужем, кажется, уже не раз, но до сих пор строит из себя трогательную ранимую душу. От всего-то у нее румянец, от всего слезы на глаза наворачиваются. Аж тошнит порой.
– У нас не столица, конечно, а город, хоть и миллионник, но ещё та деревня, сама знаешь. О ней никто не говорит плохо.
– Как о покойниках? – рассмеялась я, наливая очередную порцию, правда, уже в высокий бокал вишневого сока.
– Тьфу на тебя, Моська. Вы ж сестры.
– Ага. Сестры… Она и я одной крови, кажется, так в мультике? Сань, ты чего, на Мальдивах мозг подплавила?
– Почему?
– Да потому, что семья – награда. И её удостаиваются не многие. Это не про нас. Мы слишком разные. Она выросла на пуховой перине, которую отец до сих пор взбивает по нескольку раз на дню, а я – сорняк. Что там выросло, и как это росло, никому не интересно. Так почему меня должна интересовать ее жизнь? Почему меня должны трогать ее трепетные чувства к собственному охраннику?
– Я тоже слышала об этом. Наша неприступная Моисеева, и какой-то качок.
– Надо признать, что он даже симпатичный качок. Очень!
– Моська, да ты пьяная, – рассмеялась Санька и, схватив меня за руку, потащила в сторону танцующей толпы.
– Отпусти.
– Что? – не поняла я, потому что это именно она держала меня мертвой хваткой.
– Отпусти их всех! Пусть горят. Это твоя жизнь, и проживи ее так, как хочешь именно ты…
– Кто ты, дамочка? И куда дела стеснительную толстенькую Саньку?
Сашка взмахнула головой, рассыпав длинные волосы по обнаженной спине. Подняв руки вверх, девчонка стала кривляться в танце, демонстрируя толпе миниатюрную фигурку и гибкость поджарого женского тела. Она выгибалась, приводя мужчин в шок каждым резким движением округлых бедер, обтянутых кожаными штанами.
– Отпусти, Моська! Слушай музыку и отпускай.
– Я не танцую.
– Я не слышу тебя. Ты думаешь, сюда приходят потанцевать? – разрумянившаяся девчонка