Электрические искры в ее глазах посылали ему вызов, не поддающийся разгадке и не требующий ответа, сигнал древний и двусмысленный, как сама жизнь.
– Не к спеху, можно и через час, – четко произнесла она, скрывая свое томление.
– Значит, пока можно и отдохнуть, – сказал Гарольд и прилег на кровать.
Миранда помедлила. С невинностью не каждый день расстаешься, ну его совсем, этого здоровенного увальня. Но страсть, приобщающая ее к истинной природе вещей, победила, и она легла с ним рядом, еще не зная, что в этой слабости вся ее сила.
– Ах ты, мерзавец этакий. – Ее губы скользнули вдоль длинной стрелки его носа к желанному рту.
45
В мире, где нет табу на секс, пьянство, наркотики и убийства, не совсем понятно, что надо делать на вечеринке – ты это и так каждый день делаешь. Нечто новенькое – вечная проблема устроителей вечеринок на Эсмеральде.
Древнеримский патриций со столь же высокими моральными устоями, как современный охотник, мог, например, подать гостям редкостное и неудобоваримое блюдо вроде язычков павлина, начиненных трюфелями, на рубленом рабском жире. Это не выдумка – такой рецепт содержится в папирусе, найденном в Геркулануме.
Достойному римскому гостю полагалось съесть этот деликатес без остатка, после чего освободиться от него посредством рвоты, прополоскать рот, помочиться и быть готовым к следующему блюду. Недоставало им тонкости, этим римлянам.
Лувейн, решая эту проблему, не уступал дадаистам в своем стремлении эпатировать буржуа. Поскольку на Эсмеральде запретов нет, приходится идти путем парадоксов и превращать возбуждающую щекотку в интеллектуальное упражнение. Следуя этому принципу, Лувейн изобрел знаменитый стриптиз наоборот.
Этому извращенному удовольствию предавались в парадной столовой сразу же после кофе и шербета. Гости сидели за столами, расположенными подковой. Слуги, снующие с внешней стороны, разносили блюда, разливали вино, предлагали кокаиновые дорожки (по-прежнему популярные, хотя кокс загадочным образом перестал вставлять – не сделавшись при этом дешевле – после его легализации в Штатах).
Все слуги были крестьяне из ближней деревни в праздничных костюмах – женщины в платьях с узким лифом и пышной юбкой, мужчины в коротких штанах. Гипотетический наблюдатель мог заметить среди них одного, выше и крупней прочих, неуклюжего даже по крестьянским стандартам. Под его тирольской курткой виднелась какая-то выпуклость – возможно, бутылка вина, которую он стащил, чтобы попотчевать дружков в деревенской таверне. А может быть, и нечто похуже – ужасная опухоль из тех, что крестьяне так охотно показывают туристам. Возможно даже, наплечная кобура со «смит-и-вессоном».
Но в тот момент все взгляды были прикованы к голой девице, поднявшейся на маленькую сцену в центре подковы. Она привезла с собой блестящий чемодан «самсонит» на колесиках. Ей вежливо похлопали, но не более: эка невидаль – чемодан, хотя бы и на колесах.
Она сексуальным жестом откинула крышку. Внутри обнаружился целый гардероб, и гости