Однако ближе к вечеру, во время ночевки после скромного ужина тушкой удачно подстреленной Захаром дрофы, я вдруг понял, что действительно попал. В том смысле, что попал именно в прошлое, попал в него всерьез! И что если это действительно переселение душ, то, скорее всего, там я умер. А значит, я больше никогда не увижу ни отца, ни маму, ни младшую сестренку, никогда больше не усну в постели в своем доме! Что мама больше не испечет мне торт на мой день рождения, и с отцом мы уже не постоим над готовящимся на мангале шашлыком, разговаривая обо всем и ни о чем одновременно, не вырвемся на майские праздники на рыбалку…
На самом деле воспоминаний было куда больше, целая куча воспоминаний. Сладких, добрых, счастливых, просто названные пришли на ум быстрее всех. Так вот, от одной мысли о том, что всего этого больше никогда не будет, стало так горько и обидно, что на глаза аж навернулись слезы…
А потом я уснул и увидел сон.
Глава 5
Тихо поскрипывает еще совсем тонкий наст под копытами лошадей, да вьется легкий пар, поднимаясь вверх от ноздрей животных и наездников. Разговоров в лесу практически не слышно: ратники напряженно вглядываются вперед, туда, где по прочному, толстому льду, сковавшему воды Вороножа при первых же сильных морозах, гигантской змеей ползет масса степняков! Половцы и мокша, огузы из Хорезма и прочие покоренные монголами народы следуют впереди завоевателей, разбавленные десятниками, сотниками и тысяцкими из их числа. Следуют грабить и убивать, не щадя ни малых детей, ни их матерей, ни старых, ни убогих, ни монахов, ни князей – всех ждет смерть под их стрелами и саблями! Или тяжкий, постылый полон длиною в остаток жизни, бесчестье и неволя… Много их, идущих на Русь, в глубину княжества Рязанского, очень много! Но и ратников, схоронившихся в лесу, подступающем практически впритык к пологому берегу речки, будет явно не меньше!
Рядком стоят кони елецких порубежников, а подле них также и воргольских, ливенских, пронских… Напряженно ждут вои степного пограничья, уже облачившиеся в брони, одевшие шеломы, натянувшие тетивы на луки да оседлавшие лошадей. Справа же дожидаются своего часа княжеские гриди, у них оружие и брони побогаче, над густой их массой уже возвысился красный стяг Юрия Ингваревича с ликом Спасителя, а по левую руку покуда стоит ополчение множества окрестных весей и городищ…
Давно уже прошел по речному льду половецкий дозор, не обнаружив никаких следов русской рати – с севера вступила она в лес, вдалеке от реки. А потому следует тумен сейчас совсем беспечно: кольчуги, у кого они есть, сняты, тетивы на луки не натянуты, щиты приторочены к седлам, разве что ножны с легкими клинками к поясам пристегнуты неизменно! Плотно столпились они на льду во всю ширину реки да вытянулись змеей на две, а то и на три версты… А гама от иноземцев, а шума! Ржут лошади, кричат, разговаривают, смеются на разных языках степняки. Зря хранят молчание ратники, зря боятся за жеребцов – не услышит их