На мой взгляд, Бурнашев ничего не выдумывал с целью обмануть читателя. Он воспроизводил то, чему был свидетелем, пересказывал рассказы знакомых, а также слухи и анекдоты, которые бытовали в литературной среде. Однако его общение с литераторами было весьма фрагментарным, а деньги в первой половине 1870-х гг., когда в основном разворачивалась его мемуарная деятельность, ему были очень нужны, поэтому он растягивал и беллетризовал свои тексты, во-первых, вводя в них сюжет (описание литературного вечера или визита к писателю) и, во-вторых, используя печатные источники. При этом он приводит массу конкретных сведений, нередко совершенно не нужных для изложения. Память его порой подводит, а возможность проверять информацию в библиотеке у него была не всегда. В результате у Бурнашева события разных лет в ряде случаев синхронизируются, лица, никогда не собиравшиеся вместе, сводятся в одно помещение и т. д. Бурнашев может неправильно привести имя и отчество известного лица, ошибиться в датировке события, но сами блоки, из которых он «складывает» свою «конструкцию», достоверны, то есть события имели место или, по крайней мере, о них шла речь.
К схожим выводам пришел ученик Оксмана Н. И. Мордовченко, который в заметках об очерке Бурнашева «Мое знакомство с Воейковым в 1830 г. <…>» писал: «Бурнашев отличается от многих мемуаристов тем, что пишет с цитатами, библиографическими ссылками, с оглядкой на других очевидцев воскрешаемой эпохи. Эти ссылки не всегда точны, он много доверяет памяти, цитаты в большинстве случаев не прикрепляются к источникам, но везде – густая насыщенность материалом. <…> обращение к старым журналам, о которых идет речь в воспоминаниях, сверка цитат и упоминаний показывает, что Бурнашев не выдумывал, а работал на материале»[42].
Тут мы затрагиваем важную проблему мемуаристики. Дело в том, что разные аспекты воспоминаний могут быть в разной степени достоверны. Так, автор, будучи скрупулезно точным в датах и фактической стороне дела, может путем перестановки акцентов, «опущения» определенных деталей и т. п., даже избегая прямых оценок, дать событиям совершенно искаженную интерпретацию. С другой стороны, ошибаясь в деталях, мемуарист может исторически достоверно воссоздать атмосферу времени и репутации описываемых лиц. Нередко Бурнашев достаточно точно повествует о том, что видел и слышал сам, но наиболее ценен он там, где добросовестно фиксирует слухи, сплетни и анекдоты, циркулировавшие в русском обществе второй четверти XIX в. Сам слух может быть недостоверным, но он также является историческим фактом, и для правильного понимания событий прошлого нужно знать не только событийную сторону, но и то, что думали и говорили об этом современники. В этом аспекте Бурнашев незаменим: его многочисленные мемуарные очерки – настоящая энциклопедия слухов и афоризматически запечатленных литературных репутаций.
Так что, если не ждать от его рассказов точных датировок или описаний какого-то конкретного события, а использовать сведения о бытовавших в то время слухах и анекдотах (а они тоже являются