– Что за чертовщина? – бригадир с непониманием и неподдельным ужасом смотрит на крутящийся пустой вал.
Я хватаюсь за голову и вскакиваю на ноги. Мне кажется, что подо мной сейчас провалится пол.
«Я здесь, в лифте, помогите мне!»
Замолчи, тебе надо замолчать!
Я думаю, думаю, как нам остановить эту проклятую кабину! Может, разбить её инструментами или взорвать? Нет, рабочие пострадают.
«Откройте дверь, пожалуйста! Помогите мне!»
Оборачиваюсь. Кусок бетона выглядит тяжёлым.
– Скинуть, – бригадир услышал мой голос – и сразу всё понял.
Топот на лестнице – все остальные рабочие бегут наверх, хватают этот кусок бетона. Тот крошится по углам, как они волокут его к шахте. Люк скрипит и открывается.
«Я на третьем этаже. Я разобьюсь, если трос сейчас оборвётся!»
Кусок бетонного блока бьётся о стенки шахты и падает на крышу лифта. Кабина, завизжав, с грохотом падает вниз, поднимая едкое облако мелкой пыли. Тишина, он больше никуда не поедет. Кажется, все кричат от радости – а я даже пошевелиться не могу.
Лифт упал в шахту.
– Я всегда знала, что лифт рано или поздно упадёт, я всем говорила, а они меня не слушали, – слова вырываются из меня.
Кажется, я сейчас заплачу.
– Пошли вниз, хозяйка, посмотрим, что там, в конце – концов, – бригадир подаёт мне руку.
Второй он держится за нательный крест, хотя, мне, наверное, кажется.
***
Лом врезался между двух ржавых створок старого лифта, показался зазор. Двери упрямились, не хотели открывать то, что скрыто за ними, крики стихли полностью. Через полминуты ржавая створка отъехала в сторону.
– О Боже, – бригадир замер на пороге кабины.
Я выглянула из-за его плеча – и тоже потеряла дар речи.
Я поняла, что увидела заключительную сцену из моего беспокойного сна. В ржавой, но прочной кабине, на истлевшем в клочья ковре, откинувшись в угол, лежал скелет в тусклом желтом платье. Мода двадцатых годов, или примерно так. На лбу черепа виднелась глубокая вмятина, с одной стороны обрывающаяся неровной сквозной трещиной. Решётки внутри покрыты царапинами, занавески – дырами, на одном из боков лифта виднелся след от удара.
Я знала, что тут произошло. Сон опять стучится из задворок сознания. Над её криками смеялись, застрявшая Бетти страдала клаустрофобией. Железная подвешенная клетка не отпустила её – и после смерти тоже.
– Я здесь умру, – это и были её последние слова, сказанные перед тем, как она разбила себе голову о кабину лифта.
– Что вы сказали, мисс Леона? – спросил меня бригадир.
Я поняла, что сказала вслух эту обречённую фразу. Наверное, Бетти была красивой при жизни, если одевалась вот так, богатая студентка, наследница была, а может и нет, а эта чёртова клетка убила её, заперла, зажевала, закрыла, и никто не пришёл, она совсем одна. А тех, кто её убил, никто не наказал – или наказал?
– Господи, хозяйка, да что с вами? Выйдите! Макс, выведи её!
Один из рабочих