Дверь открывается, и улыбка на лице Дэвида мгновенно становится натянутой. Вместо того чтобы поцеловать Челси, он снимает пиджак и аккуратно вешает его на стул.
– Меня не особо приветствуют сегодня, да?
– К их любимой игре вышло обновление. – Челси сама ненавидит свой голос за извиняющиеся нотки. – И они так славно играют вместе.
Она встает на цыпочки и обнимает его за шею. Дэвид проводит носом по ее подбородку, вдыхая запах духов, которые стабильно дарит ей каждое Рождество, вне зависимости от того, закончился ли предыдущий флакон. «Прекрасная» – вот как называются духи. Такими же пользовалась его мать. Как-то раз Челси попробовала нанести другой запах, на что муж сказал, что от нее несет жженым сахаром, а вовсе не так, как должна пахнуть женщина.
– Мой день прошел хорошо, – напоминает он.
Она разжимает руки, опускается на всю стопу и отступает назад. Дэвид смотрит на нее нежно и с легким осуждением – и почему-то Челси приятно видеть, что она опять в чем-то ошиблась. Так же смотрела мать на пятилетнюю Челси, отправляя на улицу нарвать розог, – и она ощущала облегчение, что причина для ее наказания наконец-то обнаружена. Сразу же накатывает желание сделать что угодно, чтобы загладить вину, – и Челси ненавидит себя за это. Ей полагается всегда спрашивать Дэвида о том, как прошел его день, но он сам никогда не интересуется ее делами в ответ (если только не пытается ее умаслить).
– Я рада, – отвечает она, пытаясь казаться веселой. – Как дела с отчетом по Хартфорду?
Дэвид хмурится, так как она задала неверный вопрос.
– Не особо. – Он с подозрением оглядывает кухню. – Что у нас на ужин?
– Цезарь с курицей. – Челси кивает на холодильник.
– Из остатков жаркого?
Челси пробирает дрожь.
– Я думала забежать в магазин, но там все перекрыли. Какой-то инцидент на стоянке. Повсюду полиция, машины скорой помощи, все огорожено желтой лентой… Должно быть, снова стрельба.
– Если б кто-то стрелял, мы бы уже знали об этом.
Боже, он ворчит как усталый воспитатель в детском саду. Разговаривает с ней так, будто Челси глупышка и каждое ее слово лишь еще сильнее разочаровывает его. Она пытается собраться с мыслями.
– В общем, я выехала со стоянки и отстояла длинную пробку, чтобы забрать Бруклин, и было уже поздно что-то готовить. Ты как-то сказал, что предпочел бы мой цезарь жаркому.
Он издает неопределенный звук. Не то чтобы согласие, скорее признание того факта, что да, возможно, он говорил нечто подобное, чтоб она приободрилась, потому что тогда она была уже готова разразиться слезами, но в конечном счете они оба знают правду.
– Тогда я возьму пива.
Она достает ледяную бутылку из морозильной камеры (каждый день ровно в половине пятого она заранее закладывает туда по несколько бутылок) и открывает. Потягивая пиво, Дэвид уходит наверх в комнату, которую считает личным пространством,