Дальнейшее произошло само собой—отчаянный рывок на краткую дистанцию… сука не могла пошире раздвинуть… голова прошла, остальное тоже влезет… и, обдирая всё, что обдиралось, я втиснулся-таки меж створок бивальвии внутрь её полуметровой высоты…
Грянул запоздавший удар грома.
А хера тебе, падла, – выкуси! Тут уж не достанешь!.
Я мокр как хлющ и здесь ужасно тесно, однако получается дышать не захлёбываясь потоками с неба…
Сворачиваюсь калачиком в излюбленную позу внутриутробных младенцев. Хорошо хоть стенки без особых выступов…
Плеск ливня снаружи постепенно стихает…
Да но чёт я не пойму – с чего это прибоя тоже не слыхать?
В ответ раздаётся сухой щелчок – зубец верхней створки вошёл во впадину нижней…
Тесную темень окутала плотная тишь. Всё тонет в густой непроглядности и нерушимом безмолвии сурдокамеры…
* * *
Бутыль #5 ~ Дороги, которые нас выбирают ~
29 лет это серьёзный срок, в Советском Союзе, из-за гуманности строя, больше 15 лет заключения не давали, а сразу же переходили к высшей мере наказания – расстрелу.
За 29 лет Никита Сергеевич Хрущёв, который рулил СССР-Империей с 1953 по 1964, построил бы в Советском Союзе 1.45 Коммунизма (почти полторы штуки), если бы дворцовый заговор в ЦК КПСС не отправил его провести остаток жизни на персональной даче, чтобы короновать в Генсеки Леонида Ильича Брежнева и тот паханил дальше, с 1964 по 1982.
Какие же, на подобном фоне, можно привести смягчающие оправдания моей волоките с производством ХР (он же Хулиганский Роман) растянувшейся на такой серьёзный срок?
Стечение и заковыристое переплетение всевозможно разных, но одинаково неблагоприятных обстоятельств детерминировали досадный залипон.
Начать с того, что я подписался на войну.
Выбор на ту пору широтой не отличался, шла всего лишь одна война в Афганистане (1979 – 1989), однако её империалистическая суть претила моему мировоззрению и я подписался на войну предстоящую, которая проистекла, отчасти, и из моей подписи тоже.
Первая война за независимость Карабаха…
Зайдя в деревенский клуб—практичное сооружение из бутового камня, которое служило церковью, пока с него не сняли крест, а внутрь добавили сцену и ряды фанерных сидений—куда по вечерам сходились до десятка мужиков для игры в шахматы и нарды да потрандеть непонятно о чём, поскольку Армянским я ещё не владел, а раз в месяц привозили индийские двухсерийные фильмы и зал заполнялся до половины—я удивился необъяснимой многолюдности.
Председатель выступал из-за высокого бруствера фанерной трибуны на сцене, его часто прерывали бурные ораторы из зала, которые на сцену не поднимались, а просто вставали со своих мест, чтобы стать слышнее, которых