Фани взяла ключи от своего номера у полусонного дежурного и поднялась к себе на второй этаж. Бросила тяжёлую сумку на кровать и подошла к зеркалу. Оттуда на неё смотрела яркая, стриженная под модное «каре» и одетая со вкусом женщина. «Приве-е-ет, Фани!». И, собираясь вздремнуть, добавила: «Прощай, Фа-а-ани!». Будто попрощалась…
Фани ещё не знала, что накануне вечером пришло письмо, которое самым роковым образом перевернёт и сломает всю её жизнь. Оно дожидалось её под дверью, и Фани только теперь заметила его. Сердце защемило от предчувствия беды, дышать стало трудно. «От кого мне ждать писем?», – думала она. И, уже зная отправителя, нагнулась, подняла конверт и сразу посмотрела на обратный адрес. Что ж, интуиция её не подвела – это был адрес в прошлую жизнь: «Москва. Отправитель Мария Спиридонова».
«Дорогая Фани!
Товарищи сообщили мне, что здоровье твоё в полном порядке и ты, как будто, даже влюблена. Хочу сообщить тебе, дорогая подруга, что я тоже влюблена, но люблю я Россию, которую опять надо чистить от всякой большевистской грязи, налипшей на святое дело нашей борьбы. Помни о нашей клятве. Мы с товарищами ждём тебя в Москве. Твоя Мария Спиридонова».
Будто и не было операции у гениального Гришмана – закрутилась и поплыла куда-то комната, стол, стулья, окна. Фани даже не плакала, она выплакала все слёзы ещё на каторге. Просто внутри неё была гулкая пустота, где опять раздался звон тюремного колокола и давно забытое прошлое опять вернулось к ней. «Опять в Централе покойник», – механически подумала она. «Закончился твой сон, Фани», – и она почему-то вспомнила картину Абросимова «ПРЕДЧУВСТВИЕ», так он её подписал.
Силы оставили её и она почувствовала, что ноги не держат тоже. Она еле дотащила своё, вдруг ставшее чужим тело, до кровати и потеряла сознание. Фани не слышала, как постучалась и вошла Екатерина, не видела, с каким изумлением она раз за разом перечитывает письмо от Марии. Катя долго сидела на её кровати и внимательно, словно впервые, рассматривала лицо Фани. Она успела полюбить эту заблудшую, но чистую душу.
Фани пришла в себя неожиданно, удивлённо посмотрела на Катю:
– Я долго спала? – спросила она чужим, севшим голосом.
– Часа два. Скажи, Фани, какое отношение ты имеешь к этой грязной террористке Спиридоновой?
– Эта грязная террористка трижды спасала мне жизнь в тюрьме. Если бы не она, я бы там и года не протянула… Понимаешь, Катя, у нас, каторжан, свой кодекс чести. Теперь я у неё в долгу, и если Мария просит приехать, я должна быть рядом с ней. Тебе этого не понять.
– Что мне сказать Дмитрию, когда он вернётся?
– Скажи ему, что я обязана была уехать, и… что я очень его любила….
Этим же вечером на вокзале Фани ждала московский поезд. Проводить приехала Екатерина и убитый горем Абраша. Объявили посадку. Женщины молча обнялись и заплакали. Фани подошла к Абраше, погладила его, как малого ребёнка, по голове: «Прощай, малыш и не