С благоговейным почтением к древнему божеству, Бонтан протёр каждую фигурку в скульптурной композиции, начиная с лошадей и колесницы, затем перейдя к постаменту, циферблату и венку, украшавшему раму часов. И, только вернув им идеальный блеск, он переключил своё внимание на фигуру возницы.
Что-то несуразное, чего не должно было там быть, то и дело отвлекало взгляд Бонтана, мешая сосредоточиться на работе. Занятый полировкой правой руки Аполлона, державшей тонкий ремешок поводьев, Бонтан в очередной раз скосил взгляд, чтобы посмотреть на циферблат. Он мельком глянул на неподвижные стрелки часов и снова вернулся к фигуре божества, как вдруг почувствовал холодок, пронявший его от затылка и до самых пят.
– Да нет же! Показалось, – попытался он успокоить самого себя, и ещё раз взглянул на часы. Всё как всегда: лошади стремительно мчали колесницу, возница в развевающемся плаще. Венок рамы часов и стекло над циферблатом блестели в своём первозданном виде… и золотые стрелки под стеклом стояли себе… и…
– Матерь божия! Что же это? – Бонтан услышал собственный голос, немного осипший от долгого молчания, но это тихое восклицание показалось ему чужим и пугающим. Он обернулся. Из постели, за плотно задёрнутым пологом, по-прежнему раздавалось безмятежное тихое дыхание спавшего Людовика. Бонтан замер, глядя на часы так пристально, словно от того всё, что ему привиделось, могло испариться, подобно наваждению, или закончиться, как кошмарный сон. Несколько секунд он пытался разглядеть сквозь стекло, затуманенное его горячим дыханием, куда же указывали замершие на одном месте стрелки. Это были цифры четыре и двенадцать. Стрелки часов показывали на четыре утра и не двигались в течение долгого времени, всего утра или даже вечера, или, что хуже, целого дня.
– Божечки же мой! – воскликнул Бонтан чуть ли не во весь голос.
Он швырнул замшевый лоскут на стол и побежал в кабинет, а оттуда устремился в Большую приёмную. У дверей в королевские покои уже собирались разрозненные группы людей разного ранга и сословий. Среди них были и обычные придворные, завсегдатаи дворцовых приёмных, и те, кого во дворец привели дела разной степени срочности и важности. Стараясь не привлечь ничьё внимание, Бонтан с сосредоточенным и крайне суровым выражением лица прошёл напрямик через толпу к офицеру, командовавшему стоявшими