6
Капнист зазвучал уже легко – с блеском, точно опровергая ямбы и зарывая определённые ямы века своего; он раскрывался посланиями – Батюшкову, к примеру, – где искры словесных граней переливались то иронией, то глубиною смысла; он сострадал красоте, которой не находится места в мире:
Увы! что в мире красота? —
Воздушный огнь, в ночи светящий,
Приятна сердцу сна мечта,
Луч солнечный, в росе блестящий.
Мгновенье – нет Авроры слёз,
Мгновенье – льстить мечта престала,
Мгновенье – метеор исчез,
Мгновенье – и краса увяла!
И среди многих общепоэтичностей ярко выхлёстывал собственную индивидуальность, словно драгоценную жидкость, что не удержать в сосуде своём.
Пел природу, дружбу… всё, что полагается – но песни были своеобычны, отличаясь определёнными нотами, что и позволило им остаться…
…параллельно ему длились басенные свитки Хемницера: звонкие, сложные, умные.
Всё надобно стараться
С погребной стороны за дело приниматься;
А если иначе, всё будет без пути
Хозяин некакий стал лестницу мести;
Да начал, не умея взяться,
С ступеней нижних месть. Хоть с нижней сор сметёт,
А с верхней сор опять на нижнюю спадёт.
«Не бестолков ли ты? – ему тут говорили,
Которые при этом были. —
Кто снизу лестницу метёт?»
Лестница – глобальный символ, и очевиден факт, что низ её всегда не слишком интересен, когда не чреват – в метафизическом смысле: навечно застрянешь внизу.
Что ж?
Ритмический рисунок не из Хемницера ли черпал Крылов, гений русской басни? Крылов, снабдивший русский мир столькими роскошными афоризмами, что и повторяющие подчас не ведают автора?
Мощно звучит Хемницер – устаревше, обветшало…
(Интересно, как через пару сотен лет будет восприниматься сегодняшний язык?)
Но – будто странные серебряные нити соединяют двух поэтов, Капниста и Хемницера, словно тайное родство чувствуется – разлитое в составе их произведений, а как объяснить его?
Впрочем, стоит ли?
Достаточно ощущенья.
7
Индивидуальность в поэзии определяет почти всё: как в любом из творческих миров, вероятно; индивидуальность бывает того рода, когда проявляется на уровне стихотворения, но не уровня неповторимого голоса, и больше дана через запоминаемость стиха, нежели через узнаваемость всего поэтического ряда…
Но – и индивидуальность может быть напоена таким низовым разгулом, что цена её снижается: Барков тому примером.
Он уникален – в середине восемнадцатого века писал языком середины века девятнадцатого, опережая на столетие развитие родной речи.
Он уникален – тем, что, практически минуя бездны, каковые призвана освещать поэзия, полностью отдался срамной, озорной, низовой, карнавальной стихии, воплощая