Пусть только читатель вдумается на секунду в чудовищность сценария: перед разумными, адекватными, весьма неглупыми людьми ставилась задача: «Оговори себя так, чтобы я поверил», – и эти люди истово, со всей готовностью и фантазией принимались выдумывать повстанческие организации, диверсионные ячейки, теракты на транспорте и промышленных объектах, планы биологической войны… Вся эта фантасмагорическая ересь заносилась в протоколы, и обвиняемые подписывались под каждой страницей… Такое поведение жертвы кажется абсурдным. Но именно так технология самооговоров и последующих убийств и работала.
Итак, резюмируем сказанное (вряд ли современному читателю так легко это понять): арестанты наговаривали на себя сами просто в силу того, что их умело ломали на первых допросах, а внутрикамерная агентура развивала первоначальный успех следователя. Описанная технология прекрасно решала стоявшие перед следственным аппаратом задачи! Если кто-то всерьез думает, что с ним такая проделка не удалась бы, то… не надо зарекаться от сумы и от тюрьмы!
Чтобы дать читателю наглядное представление о том, как работала описанная выше технология, можно привести замечательный пример, сославшись на следствие по делу Михаила Андреевича Павлова, начальника Пермского отделения железной дороги имени Лазаря Кагановича. Подопечные Дмитрия Дмитриева арестовали его в начале 1938 г. (Пермь тогда входила в состав Свердловской области), и Павлов очень скоро оговорил самого себя и некоторых из своих товарищей, кстати, без всяких побоев и пыток! Но случилось чудо – после ареста Дмитриева в конце июня 1938 г. в Москве следователь, работавший с Павловым, сам отправился под суд. Дело Павлова было пересмотрено и в конечном счете расстрельный приговор оказался отменён. Приведем всего две цитаты, в которых одно и то же следствие описано с разных точек зрения – следователя и обвиняемого. Они настолько красноречивы, что комментировать их попросту незачем.
Итак, показания следователя после ареста: «Для того чтобы Павлов дал показания, мы поместили его в камеру №13… к Корчагину и Тихонову, которые Павлова быстро обработали. При приходе на допрос Павлов советовался со мной, как начинать давать показания, что, собственно говоря, нужно писать, и просил моей помощи. В процессе ведения следствия… я уговорил Павлова дать дополнительные показания. На что Павлов согласился, сказав: «Раз следствию нужно, я не возражаю»… Я вызвал Павлова и предложил ему дать нужные Габову показания и чтобы он подтвердил свои показания на очной ставке с Суетиным. Павлов согласился, сказав: «Раз сказал «а», нужно сказать «б»»».
Теперь рассказ о том же самом обвиняемого: «Корчагин и Тихонов мне доказывали, что у меня другого пути нет, как только