– О хрюше на пляже!
Я кричу и давлюсь слезами, долго кашляю. Потом медленно, выравнивая сбившееся дыхание, начинаю в деталях все объяснять, на случай, если Дато запамятовал свою визуальную измену!
Он внимательно слушает мою тираду, всхлипывания и сморкания в розовую майку с Микки Маусом.
– У тебя не в порядке с психикой. – Дато говорит это так осторожно, будто сообщает о терминальной стадии рака безнадежному больному. – Это все от голода. – Он ищет оправдание моей болезни. – Надо есть!
– Да? – шепотом спрашиваю я.
– Да, – так же шепотом, как мудрый доктор, подтверждает Дато.
И это его «надо» лишает меня сил полностью. Я задыхаюсь, мне нечем дышать.
– Ну, раз надо, так и ешь! – шепчу я и не знаю, произнесла ли я эти слова вслух.
В безумной агонии, захлебываясь обидой, выскакиваю из комнаты, бегу по коридору и впервые не чувствую его запахи. Потом мчусь по ступеням лестницы, подворачиваю ногу и… лечу.
Мне показалось, что я стала Альбатросом. Мне больше не больно, все так легко! Небо Ялты кружится надо мной и звенит. Как же хорошо быть невесомым перышком среди плывущих мягких облаков!
Спустя несколько секунд Дато подхватывает меня на руки как раненную птицу. Все, что я ощущаю – это вернувшуюся в его тело дрожь и свой гортанный стон…
Ровно через пятнадцать минут меня увезут на карете скорой помощи в лихорадке, вызванной коронавирусной инфекцией. РНК вируса, поразившая мою нервную систему и кору головного мозга, оправдает меня в глазах Дато. Но я стану такой слабой, что буду бояться только одного: чтобы Дато никуда не ушел. И он останется в моей жизни, а голод – нет.
Этот день явится мне началом истинного отречения от еды. Я потеряю ее вкус и запах, желание ее и наслаждение ею. Когда исчезнут вкус и запах – голод перестанет существовать. Придет странная лень жевать, унылость одного единственного ужина, когда мне скучно смотреть на тарелки и ложки. Я буду есть только жидкую пищу, пропуская по пищеводу липкую жижу перетертых крупинок овощей. Со временем мне наскучит даже глотать. Я перестану узнавать еду. Она станет неразличимой от других несъедобных предметов. Сначала незаметно, а потом все стремительнее, я начну таять каплями шоколада на махровом пляжном полотенце. Мои органы будут издавать протяжное шипение и плавиться как жир на сковороде. Все войдет в иное русло и потечет само собой, где я уже не контролирую свое тело. Меня понесет тихий поток, я не стану противиться ему, принимая себя новой, успокоенной, просветленной, превращаясь в тот последний недостающий штрих идеальной картины, в которую вписан мой совершенный мир.
Пройдет всего несколько месяцев с того момента, как в порт влетала «Комета» и возвышалась надо мной белоснежная часовня, прежде чем я найду себя на кровати без половых признаков, с обнаженным черепом, низкой сатурацией и веткой груши в окне. Мне покажется, будто минула целая вечность. Время растянется жевательной резинкой, залипнет,