Наибольшее беспокойство причиняли мне репортеры. Их было так много! И все они были так смышлены и умны, что я ужасно боялась, как бы они не поняли, что я в здравом уме. Они были ко мне очень добры, любезны и тактичны в своих расспросах. Мой вчерашний ночной посетитель подошел к окну, пока другие репортеры задавали мне вопросы в приемной, и сказал сиделке, чтобы она позволяла им со мной встречаться, потому что они могут оказать содействие в раскрытии тайны моей личности.
Во второй половине дня пришел с осмотром доктор Филд. Он задал мне всего несколько вопросов, не имеющих отношения к моему делу. Главным образом он спрашивал про мой дом, друзей, а также были ли у меня любовники или была ли я когда-нибудь замужем. Он велел мне вытянуть руки и пошевелить пальцами, что я и исполнила без заминки, однако услышала, как он сказал, что мой случай безнадежен. Другим пациенткам задавали те же вопросы.
Перед самым уходом доктора мисс Тилли Майард обнаружила, что находится в отделении для душевнобольных. Она подошла к доктору Филду и спросила, почему ее отправили сюда.
– Вы только сейчас поняли, что находитесь в лечебнице для душевнобольных? – спросил доктор.
– Да; друзья сказали мне, что отправляют меня в отделение для выздоравливающих, где меня вылечат от нервного истощения, которым я страдаю со времени болезни. Я хочу немедленно покинуть это место.
– Ну, так скоро вы отсюда не выйдете, – сказал он со смешком.
– Если вы хоть в чем-нибудь разбираетесь, – ответила она, – вы должны понимать, что я в абсолютно здравом рассудке. Отчего вы меня не проверите?
– Мы знаем все, что нам нужно знать на этот счет, – сказал доктор и оставил бедную девушку в лечебнице для душевнобольных, вероятно, пожизненно, не дав ей ни малейшего шанса доказать свою вменяемость.
Ночь воскресенья была повторением субботней. Нам не давали спать неустанная болтовня санитарок и их тяжелые, не приглушенные коврами шаги по коридорам. В понедельник утром нам сказали, что в 1:30 нас увезут. Санитарки непрерывно расспрашивали меня о доме и все, кажется, были убеждены, что у меня был любовник, который выбросил меня на улицу, отчего я повредилась в уме. Утром снова появилось множество репортеров. Они неутомимо старались хоть что-нибудь разузнать. Однако мисс Скотт не допустила их ко мне, за что я была ей благодарна. Если бы она предоставила им свободный доступ ко мне, вероятно, мне недолго удалось бы сохранить свой секрет, поскольку многие из них знали меня в лицо. Смотритель О’Рурк пришел с последним визитом и кратко со мной побеседовал. Он вписал свое имя в мой блокнот, сказав санитарке, что уже через час я не вспомню о его посещении. Я улыбнулась и подумала, что на его месте не была бы так уж в этом уверена. У меня были и другие посетители, но никто из них не узнал меня и не смог сообщить обо мне никаких сведений.
Наступил полдень. Я начинала нервничать, потому что приближался час моего отбытия на остров. Я боялась