– Почему его зверь сделал выбор? Почему? Мне подвластен целый мир, мое тело и лицо совершенны, моя магия способна погубить или возвеличить, так почему он никогда не выбирает меня?! – тонкие руки Лиарии обвила сеть красных прожилок, поднимаясь все выше, но темнейшая этого не замечала. – Лишь раз… – прошептала она. – Только лишь раз он был со мной… Моим… Так давно. Бесконечно давно. Когда мы были совсем другими. Я – живая. А он… – Она закрыла глаза и обхватила себя руками, гибко покачиваясь, словно змея. – Я знаю, какой он может быть, мой холодный паладин… – ее шепот почти затих. – Я знаю, сколько в нем было огня… Я знаю, каково засыпать в его объятиях, измученной его страстью, обласканной его поцелуями! Никто не может стереть их с моего тела, никто не может заменить в моей памяти. В моей власти – бесконечность, целая бездна времени и всего одно воспоминание. Разве это не жестоко? Разве справедливо? Зачем мне эта проклятая вечность?!
Последние слова она резко выкрикнула, и тысячи хрустальных осколков вновь со звоном взвились в воздух. Лиария подняла руки, и хрустальная крошка осыпала ее тело, сливаясь в мерцающий наряд, прозрачный и колючий, с острыми гранями и зеркальным блеском.
– Я совершена! – выкрикнула королева. – Я прекраснее всех! Так почему он не любит меня?
– Нельзя заставить любить, – бесцветно сказал Арамир. Его глаза в кружеве белой изморози казались застывшим голубым льдом. – Нельзя заставить не любить.
– Нельзя?! – Лиария в ярости взмахнула рукой, и парень, отлетев, ударился о стену. – Ты ошибаешься, глупец! Любовь всего лишь сочетание физического желания и нелепой потребности в чужом тепле! – Она замерла, и хрустальное платье тоненько звякнуло, соприкоснувшись гранями. – Его зверь выбрал другую… Ну что ж. Она пожалеет об этом. Сильно пожалеет.
Лиария коварно улыбнулась.
– Вы жестоки, моя королева, – Арамир поднялся, отряхнул с ладоней осколки.
– Я выше жестокости, выше добра или зла! – высокомерно прошипела Лиария. – Я – совершенство. А добро или зло – лишь мера познания мира, ничего в нем не меняющая! – Она вскинула голову. – Ничего, Арамир… Его тело захотело другую, но его сердце принадлежит мне! – темнейшая расхохоталась. – Самое огненное сердце Оххарона навеки мое! Я опутала его паутиной тысячи жизней, и лишь я могу прикоснуться к нему, оно стучит, потому что я этого желаю! Моя магия заставляет его биться, понимаешь, Арамир?
– Нет, моя королева.
– Ты дурак, слуга, – пренебрежительно бросила Лиария. – Сила Оххарона в его сердце, огненном сердце, до краев наполненном ненавистью! Сердце того, кто живет в боли целую вечность, и ничто не способно этого изменить! И это сердце я могу тронуть, могу прикоснуться к нему, сжать в своих ладонях! Только я! Лишь я способна на это! Только я!
– Только вы, моя королева, – послушно повторил Арамир. В его снежных глазах на миг возникло злое торжество,