– Этому как раз и учит меня Лефевр, – продолжил король. – Он говорит, что однажды построит движущуюся машину, способную кровоточить. Да и твой доктор Кесне разработал анатомический способ проверки успешности кровопускания. Мы всего лишь на прошлой неделе это обсуждали.
– В самом деле? – Жанна дотронулась до руки, из которой производилось кровопускание. Она ясно дала понять Лефевру, что его уроки должны быть направлены на жизнь, а не на смерть. Кажется, он понял. – Велеть дю Оссе подать вам угощение? Желаете свежих груш из оранжереи? Или тарталеток с лимоном?
Людовик покачал головой:
– Нет. Я заглянул на несколько минут. Меня ожидает разговор с Шуазелем о войне с проклятыми бродягами и о спорах с еще более проклятым духовенством. Все это настолько утомительно. А теперь иди сюда. – Он протянул к ней руку. – Я пришел сюда за другими тарталетками.
Жанна встала и перешла на кушетку, сев рядом с королем. Она пыталась вспомнить времена, когда близость с Людовиком доставляла удовольствие, когда она ждала его с радостным предвкушением, а не со страхом. Жанна постаралась не вздрогнуть, видя, как король задрал ей подол и потянулся к ее бедрам. Его голова уткнулась ей в шею. Кажется, он не замечал болезни, укоренившейся в ней. Однако Людовик почувствовал ее неохоту и, раздвигая ей ноги, сказал с оттенком раздражения:
– С некоторых пор ты стала холодной, моя маленькая poisson[8]. Похоже, ты забыла, что я остаюсь твоим королем.
После ухода короля, когда Жанна подмылась в биде, к ней пришла ее камеристка мадам дю Оссе, принеся чистые простыни и поссет в серебряной чашке.
– Это вас подкрепит, – сказала она, ставя чашку на стол.
– Благодарю, Оссе. Вы у меня просто жемчужинка.
Фальшивая, слепленная из твердого песка. Но в Версале твердость была очень необходимым качеством[9].
Жанна сидела, попивая вино с пряностями, пока камеристка меняла простыни, морща нос от запаха недавнего совокупления, смешавшегося с ароматом гардений в вазе.
– Я желаю поговорить с Ла Пейрони. Когда закончите стелить постель, отнесите ему записку.
– Да, маркиза. Простите, совсем забыла. Вам пришло письмо. Я оставила его у вас на письменном столе.
Жанна побрызгала розовой водой на грудь и руки, после чего прошла к письменному столу, достав бумагу и перья. Хирург не смел приглашать Людовика на вскрытие. Ла Пейрони прекрасно знал о болезненном отношении короля к смерти. Людовик в этом не виноват. Вначале он потерял родителей, затем брата и двух любовниц, которые были у него до нее. Все это лишь приковывало королевское внимание к мертвецам и не разгоняло его приступов меланхолии. Заниматься ими всегда приходилось Жанне.
Но прежде чем писать хирургу, она решила прочесть письмо, оставленное Оссе на золотом подносе. Конверт был из дорогой бумаги. Наверное, приглашение или очередная просьба составить протекцию. Жанна вскрыла конверт, и у нее тут же перехватило дыхание. Как они сумели пронести это в ее покои?
Хоть