Полк Мотовилова занимал участок обороны 100-й дивизии, которую буквально накануне немецкого наступления [4] отвели во второй эшелон для отдыха и пополнения. Дивизия была изрядно потрепана в августовских боях на Ельнинском выступе. Полк Мотовилова, как отдельная единица, подчинялся напрямую штабу армии. Так что приказы с обещаниями и артиллерийской, и авиационной поддержки приходили оттуда. Потом, уже когда отступали, на боевое охранение вышел офицер связи, который на словах передал приказ командарма о переподчинении полка соседней дивизии. Дивизии той уже не существовало. Полк же пока сохранял свой состав, дисциплину и отходил сосредоточенно, с короткими арьергардными боями. Так что полковник Мотовилов из того приказа понял главное: теперь он подчиняется сам себе, одним словом, помощи ждать неоткуда.
Из второго батальона, который прикрывал переправу, пришел связной и доложил:
– С правого берега, со стороны противника, слышен гул танковых моторов. Снайпер второй роты обстрелял их разведку.
– Где? Где обнаружили разведку? Почему решили, что это именно разведка? – Мотовилов посмотрел на своего начштаба. Тот, как всегда, слушал молча и внимательно, накапливая вопросы к концу доклада, чтобы не сбивать с толку связного.
– Здесь, на переправе. – И сержант ткнул пальцем в карту, разложенную на столе и придавленную керосиновой лампой. – Трое. Шестами глубину измеряли. Там старые колеи. Вот они их и обследовали. Еще двое в кустах сидели. Прикрытие. Так действует разведка.
– А может, саперы? – снова не выдержал Мотовилов.
– Нет, товарищ полковник, не саперы. Ни одной мины не тронули. Не за ними приходили. У них порядок такой: каждый делает свое дело.
– Значит, искали брод для танков. Так?
– Похоже.
Все противотанковые орудия они сконцентрировали у брода.
– Значит, так, – приказал он своему начштаба, – прикажи боевому охранению, чтобы саперов, если снова