Теперь его «лавочкин» лежал, зарывшись носом в торфяник на краю острова. А он, сбитый пилот, командир лучшей в дивизии эскадрильи, Герой Советского Союза, лежал с распоротой и наскоро перевязанной ногой, на другой его стороне и по рации пытался вызвать «Шмеля». Такой позывной имел «батя», бывший старший лейтенант, а теперь подполковник Воробьев.
– Шмель! Шмель! Как слышишь меня? Прием! Я – Пчела-один! Я – Пчела-один! Ответь Пчеле-один!
Когда они со Смирницким попали под трассу внезапно ожившего возле ангаров «эрликона», капитан Линев сразу вспомнил фразу «бати»: «Воздушный бой – это бой, где все решает реакция, опыт и хладнокровие, а вот если вылетел на зенитки, то – сам дурак». Удар он почувствовал мгновенно. Удар был двойной. Значит, поймал сразу два снаряда. Но взорвался только один. Тот, который попал между центропланом и правой плоскостью. Сорвало обшивку, обнажив каркас стабилизатора, лонжероны и нервюры. Зазубрины виднелись и на носовом стрингере. Удивительно, что еще слушался элерон и работали закрылки. Машину сразу стало заваливать набок. Линев сбросил скорость. Передал по радио ведущему:
– Леша, я подбит. Прикрой меня. Попытаюсь уйти в сторону фронта. Дотянуть до своих.
Смирницкий тут же ответил:
– Вижу, командир! Держись! Второй снаряд торчит у тебя возле подъемника шасси. Учти при посадке.
Учту, подумал он. Смирницкий разговаривал с ним, как с контуженым. Он ведь не знал его состояния.
Лейтенант Смирницкий был истребителем, как говорят, божией милостью. Азартный, храбрый, умный. Мгновенно просчитывал ситуацию наперед. Вот и теперь он, заглянув ему в подбрюшье, не просто так сказал о подъемнике шасси. Если даже он дотянет до Шайковки, садиться придется на брюхо. В этом случае снаряд, скорее всего, вырвет из обшивки в момент соприкосновения с землей. Если даже он взорвется, то это будет не так опасно. Но если взрыватель снаряда не сработал в момент попадания в машину, то, возможно, он бракованный и, в таком случае, не взорвется и в момент выпуска шасси. А выйдут ли шасси, если заклинило подъемник или перебило стойку?
Машина теряла скорость и уже плохо слушалась рулей. Линев все-таки развернул ее на восток и, ловя воздушные потоки, старался, сколько можно, удерживать курс даже при малой скорости. Домой. Какой нереальной мечтой мгновенно стало то, что заключало в себе это в общем-то обыденное слово.
Вот тебе и ас. Вот тебе и сталинский сокол. Наскочил на зенитный автомат. Как желторотый птенец из пополнения с богатым опытом «взлет – посадка». Даже в первом своем полете, когда ему подсунули учебный И-16, он вел себя более осмотрительно.