Но вот в залу вошел адъютант и объявил о приеме генерал-губернатором столоначальников края. Остальные могли быть свободны. На этот раз Муравьёв повел беседу о своих планах и служебных делах, прервав ее неожиданным вопросом:
– А где здесь Мангазеев?
Мангазеев, начальник «золотого стола» Горного управления и один из столпов деловой Сибири, представился, польщенный высоким вниманием к собственной особе, но тут же был ошарашен ушатом опрокинутой на него ледяной воды:
– Я надеюсь, вы откажетесь от должности и не станете при мне служить, – без обиняков объявил Муравьёв столоначальнику, на том и прервав с ним разговор.
Ему не нужны были излишние объяснения с чиновником, замешанным во взяточничестве и в тех же мошеннических действиях с казенными остатками от приисков, уже известных по Красноярску. Свою решимость на уничтожение злоупотреблений в золотопромышленности он немедля перенес на иркутскую действительность. Когда Муравьёву пояснили, что губернаторских полномочий для увольнения высокопоставленного чиновника недостаточно, он распорядился затребовать от Мангазеева медицинскую справку, заведомо приказав врачебному отделу указать в ней болезнь, несовместимую с исполнением больным служебных обязанностей. Генерал-губернатор призывал правительство к созданию единой золотодобывающей компании со строгим учетом подоходных статей, но встречал круговое сопротивление. Шла невидимая экономическая война. В августе он написал записку на высочайшее имя с подробным описанием полной бесхозности в золотодобыче, которая произвела большое впечатление, но царь не брался за решительные действия.
Когда на забайкальского магната Кундинского посыпались жалобы со всего горнозаводского округа, то по команде Муравьёва «прекратить творившееся зло» его дом был окружен солдатами, магазины купца – опечатаны, и началась разборка с делами по притеснениям людей и кредитным долгам. В результате купец разорился. За контрабанду драгметаллами купец первой гильдии О. И. Марков был посажен в острог, лишен прав на кяхтинскую торговлю, а из-под надзора полиции вышел через шесть лет; тоже был разорен.
В сражениях за охрану государственной казны и в начавшейся чистке кадров Муравьёву приходилось прибегать к «запрещенным приемам», руководствуясь