Сказание о Мамаевом побоище
* * *
012
Пятый день подряд не происходило вообще ничего. За окном резали глаз всё те же яркие дни конца июня. Хунбиш сидел один в квартире Жоржа. Целыми днями смотрел телевизор, лежал на диване, пробовал выстроить хоть какие-то версии относительно предметов богини. Снова изумлялся тому, что в одежде, коже, волосах не был набит пыльный песок. Что нет привычных летом скачков температуры – от испепеляющего жара дня к выматывающему холоду ночи.
Его тревожило, что о нём все забыли.
Когда ему было шесть лет, он выменял у Баги свистульку. На велосипедный звонок. Это была какая-то птица. С дырками в хвосте, на боку и в одном глазу. Она была коричневого цвета, но мама сказала, что это охра. На голове у неё было что-то вроде пышной причёски, с облезшей позолотой на неровностях. Наверное, птичку красили окунанием в краску, а позже на голову нанесли дополнительный цвет, который со временем почти весь сошёл.
Трогать её было очень приятно. Хунбиш крутил её в кармане, перебирая пальцами, доставал, особым движением оглаживал длинный хвост. Он скоро выучил все её изгибы, углубления, шероховатости. Свистеть она почти не свистела, а может, он просто не научился это делать. Из её бока вылетали только шуршание и шелест.
Потом, в первом классе, в самом начале учебного года, учительница забрала свистульку себе, и положила в ящик стола – чтобы он не отвлекался. Хунбиш пробрался к столу на перемене, открыл, но птички там уже не было. Лежали какие-то бумаги, несколько коробков спичек, рогатка, перочинный нож. Он спросил у учительницы, и она сначала рассердилась, что он открыл её стол, а потом обеспокоилась и тоже перерыла все его внутренности – при нём. Но нет. Кто-то взял свистульку. Хунбиш так и не узнал, кто это был.
Целую неделю после уроков он ходил по жарким улицам, пиная мелкие комки засохшего цемента. Лежал у железнодорожных путей, слушая пустоту. Тоска затопила его сладким томлением и одновременно тяжёлой, вязкой бессмысленностью – словно горячей битумной смолой. Придавила, зажала. Ему даже не было жалко игрушки. Он был в отчаянии, что вещь, которой он передал так много своих прикосновений, сейчас принадлежит кому-то другому. Мама обеспокоилась тогда. Даже ходила разговаривать с учительницей. Но без результата. Со временем эта тоска ослабла, но совсем из сердца не ушла.
И вот теперь она снова зашевелилась в его груди. Накрыла тяжёлым одеялом беспросветной хандры.
Щёлкнул замок, и в квартиру зашла филиппинка. Она приходила ежедневно в обед, примерно в одно и то же время, готовила еду и наводила символический порядок.
Была