Всё понятно. Кто бы не забыл.
Музыка длилась. Лёгкие дамы в корсетах – и неземное пение. Горделивые кавалеры в смокингах – и неземное пение. Роскошь бала, предупредительные слуги, цветок камелии – и снова, и всё время изнуряюще невыразимое в своём волшебстве пение. «Ах, как влага здесь в бокале, так же пусть кипит в нас любовь!» – бежали вверху сцены субтитры. Очнулся Хунбиш оттого, что богиня пихает его в бок.
– Готовься, – сказала она.
– Что? – ответил Хунбиш, часто моргая, чтобы вернуться в реальность.
– Готовься, говорю. Пиджак бросай на спинку. Сюда. Я тебя прикрою, ныряй в яму и всё там снимай. На видео. Особенно дирижёрский пульт.
– Дирижёрский – что? – переспросил Хунбиш.
– Пульт. В центре такая тумбочка на возвышении, – ответила богиня. – Албанец. Всё, пошли.
Без пиджака, в джинсовом комбинезоне и футболке, он сразу стал похож на разнорабочего. Они светским шагом двинулись к правому углу оркестровой ямы, делая вид, что фотографируют.
Внизу последние музыканты, оживлённо переговариваясь и жестикулируя, выходили в подсценовое помещение.
– Сейчас, – сказала ему богиня.
Голову предательски сдавила боль. Хунбиш с ёкнувшим сердцем неуклюже перевалился через парапет и сразу же въехал ногами в огромный, стоящий на боку барабан. Тот начал качаться, и Хунбиш придержал его рукой.
Снизу он видел голую спину богини. Непроизвольно отметил рельефные бугорки под кожей. Судя по всему, она демонстративно делала селфи.
Хунбиш достал телефон. Потребовался пин-код, и Хунбиш понял, что не знает его. Он поднял голову наверх, чтобы попросить у богини помощь, но её уже не было. В отчаянии Хунбиш несколько раз нажал на кнопку включения, и тут в нижнем углу заблокированного экрана увидел пиктограмму камеры. Запустил её и включил видео.
Было непонятно, что конкретно нужно снимать. Он прошёлся между рядов стульев, особенно тщательно обойдя арфу. Подошёл к дирижёрскому пульту. Медленно снял его со всех сторон. Залез внутрь.
– Что вы здесь делаете?
Хунбиш выглянул наружу: из открытой служебной двери на него смотрел человек во фраке. Лицо его было напряжено. Наверху один за другим протянулись два длинных звонка. В яму донёсся отдалённый гомон из зала. Мысли в голове заметались, больно ударяясь о гудящий затылок.
– Кто вы такой?
– Жорж Маркович пожаловался, что пульт шатается, – развязно ответил Хунбиш. Неожиданно для себя он подхватил тон разговора богини и чувствовал внутри пьянящее