Праздник начали справлять два дня назад. Чингис торжественно приветствовал вернувшихся сыновей и военачальников и прилюдно оказал им всяческие почести. И даже вечно печальный и хмурый Джучи повеселел, как только подали большие блюда добытой во время недавней охоты дичи. Хасар и Угэдэй тоже с радостными возгласами накинулись на лучшие куски. За истекшие годы им довелось отведать немало удивительных и необычных блюд, но ни в Корё, ни в Цзинь, где столы ломились от яств, никто не мог принести им хотя бы тарелку кушанья из выкопанной из земли баранины. Это мясо зарыли прошлой зимой и откопали только теперь, специально к возвращению полководцев. На глаза Хасара навернулись слезы, хотя он заявил, что это из-за резкого запаха проквашенного мяса, а вовсе не из-за ностальгии по редкому деликатесу. Конечно, никто ему не поверил, но это не имело значения.
Когда празднество подошло к своей кульминации, повсюду царил шум и пьяный разгул. Самые крепкие воины потащились по чужим юртам в поисках женщин. Женщины племени были в безопасности, но китайские рабыни и русские пленницы стали легкой добычей. Они громко кричали, но их надрывные крики, заглушенные барабанами и гудением рогов, едва ли кто-нибудь слышал.
На сказания не хватило целого дня. Некоторые исполнялись нараспев, как в древние времена, одним певцом как бы двумя голосами. Другие просто читались вслух всем, кто готов был послушать. Когда же первая ночь пиршества подошла к концу и наступил рассвет, возле костров собрались почти все.
Закончился и второй день праздника, но поэты так и не исполнили свои песни о подвигах Арслана, дожидаясь приезда его сына. В ту же ночь Чингис сам наполнил чашу старого кузнеца и сказал:
– Арслан, Чагатай и Джелме всего в дне пути отсюда. Поедешь со мной встречать наших детей?
Тот кивнул и скривил рот в пьяной улыбке.
– Я возьму сказителей, чтобы спели им песни о тебе, старик, – с трудом вымолвил Чингис.
Идея показалась ему грандиозной, и он с радостным чувством кликнул своих полководцев. Субудай и Джучи отправились за лошадьми, а Хасар с Угэдэем, спотыкаясь, поковыляли к хану. Лицо Угэдэя было бледно-зеленым, но Чингис не обратил внимания даже на то, что от сына несло кислым запахом рвоты.
Замечательную серую кобылу хана подвел Хачиун.
– Ты с ума сошел, брат! – задорно кричал он. – Кто устраивает скачки ночью? Кто-нибудь упадет.
Чингис указал в темноту, затем махнул своим товарищам.
– А мы не боимся! – заявил он, и вся компания шумно выразила одобрение. – Со мной моя семья и полководцы. Со мной кузнец Арслан и Субудай Храбрый. Пусть земля боится нас, если мы упадем. Мы разверзнем ее нашими стальными черепами! Готовы?
– Я