и не сгорбленная. Это, несомненно, была его бабка. Только вот лица Олег не мог разглядеть. Он видел черты, но они были нечётки, сглажены, размыты, словно это и не лицо вовсе, а туман преисподней. Несколько мгновений Олег завороженно всматривался, пытаясь разглядеть привычные черты. И вдруг отпрянул, осознав, что перед ним призрак. Он бросился бежать к дороге, налетая на ветки, спотыкаясь о кочки, царапая лицо и руки о хищно протянутые к нему ветви осенних деревьев. Только что он шел здесь, улыбаясь, а теперь бежал, гонимый ужасом. Лес вдруг ожил: что-то шептало, трещало, щелкало и звенело, собираясь поглотить его. Он бежал, сражаясь с цепкими ветками, вившимися вокруг его щиколоток, хватавшими за руки, пытаясь задержать. Бежал, пока внезапно не вылетел на дорогу. Олег покачнулся и чуть не упал, словно его внезапно отпустили. Запыхавшийся, напуганный, жалкий, стоял он на дороге. Мужчина хватал ртом недавно столь приятный ему воздух глубинки и не мог никак ощутить его в своих легких. В голове что-то настукивало гулкими ударами. Олег оглядывался по сторонам, но видел всё тот же лес, выстроившейся вдоль дороги. Те же яркие листья под ногами. Да, темнело, но и в помине не было того струящегося полумрака, который он застал на поляне. Олег осознал, что не слышит жутких звуков потустороннего леса. То, что ухало в голове, было лишь страхом. Ужасом, охватившем его внезапно и, скорее всего, беспричинно. «Привидится же такое!» – Олег поспешно вытер подрагивающей рукой пот со лба. И направился дальше по дороге. Сладостных детских воспоминаний он более не испытывал, но страх понемногу отступал, сердцебиение восстанавливалось, и через давно заброшенное всеми поле Олег шел уже уверенно. А когда стучал в калитку бабкиной соседки тети Маши, испытывал радость, что добрался до дома.
Тетя Маша была старухой лет восьмидесяти, но с бабкой они выглядели всегда одинаково, с тех пор как начали стареть.
– Здравствуй, голубчик! – прошамкала тетя Маша. – Сейчас, обожди минутку, я тебе ключ вынесу, – она скрылась в дверях. При всем её добродушии дальше крыльца Олега она не пустила, и он долго слушал шаркающие шаги старухи в доме. Наконец дверь, захлопнувшаяся сперва перед его носом, снова распахнулась, и иссохшая старушечья рука протянула ему ключ от бабкиного дома. С появлением в нескольких километрах коттеджного посёлка все в деревне стали запираться на замки, даже если отлучались ненадолго.
– Сама туда так и не ходила, – проскрипела тетя Маша. – Мало ли что там у Нинки-то! Она вон какая была, – и старуха набожно перекрестилась.
Тетя Маша с бабкой последние два десятилетия были подругами не разлей вода, и Олег удивлялся, как та могла одновременно и дружить, и набожно креститься, говоря о жилище подруги.
– Завтра провожу тебя к могилке, – губы тёти Маши растянулись в пугающем беззубом оскале, вероятно, означавшем улыбку. – А крестик-то мы не поставили, батюшка запретил.
Итак, на могиле бабки не было ни таблички, ни креста. Просто холмик земли. Памятник
