Вощагину выпало много работы. Он вместе с другими бойцами окапывался, маскировал огневые точки. Обросший, грязный, он с остервенением рыл землю, чувствуя, как под гимнастеркой вздымается и опадает грудь.
К вечеру он сменялся и, проходя по мертвым улицам, думал, что город неузнаваем. Ничего не осталось от того уклада, который так тщательно сберегался. От домов и подворий одни крыши остались, зияющие, пустые глазницы окон.
По улицам ездили танки, мерно постукивая тяжелыми лапами. Кругом, куда ни кинь взгляд, торчали серые каски, и было видно, как перемещаются по городу серые тени, точно подражая полету ночных птиц.
Танки, танки… Словно и впрямь перед Вощагиным разверзлась пропасть и он глядел в глубину пропасти, где реют тысячи серых теней и из пропасти торчат серые каски…
Где-то в полукилометре от Ржева, в деревне Чанки, телефонная связь была разорвана немецкими бомбами. Тридцатидвухмиллиметровую немецкую батарею просто смел шквал огня, и тут же взорвались снаряды. От деревни мало что осталось.
В развалинах одной из изб лежал труп. Если бы Вощагин мог, он с удовольствием описал бы этот труп: зияющая дыра вместо рта, рыжие кишки, висящие на груди, и круглые то ли от страха, то ли от отчаяния глаза.
– В упор расстреливали, – сказал телефонист, перехватывая винтовку.
На обгоревших досках сидели и лежали убитые – Вощагин увидел это мельком, пробегая. Потом начался лес. Деревья стояли голые, мрачные, и было их много, очень много. Все было серое, излохмаченное.
Здесь сражались партизаны. Об этом свидетельствовали сгоревшие машины, брошенное снаряжение, следы костров, ямы и канавки. Кое-где валялись тела.
– Чисто звери, – сказал наблюдатель, сидевший над головой Вощагина.
– Похоже, подкрепление где-то идет, – сказал второй наблюдатель, закручивая козью ножку.
– Надо бы занять эту позицию, – сказал ротный, пригибаясь и бросая гранату.
После взрыва немцы перенесли огонь на новое место. Рота бросилась бежать. Вощагин бежал в хвосте цепи, вместе с другими рубил сучья для отвлекающего костра. Пожара не получилось, хотя тряпки, брошенные в огонь, занялись хорошо. Бежали долго, все устали, и лес уже не казался таким мрачным, и лесные дорожки были тихими, чуть влажными.
Они бежали долго, лес стал мельчать, потом кончился, и начался редкий березовый лесок. В этом лесу и застопорились. Стояли долго, никто не знал, что делать.
И тогда к Вощагину подошел молчаливый и странный человек. Был он бос, с глазом, повязанным черным платком, с черной винтовкой на плече.
– Не давали сна моего, товарищи, – сказал он глухо и непонятно, – вот и припожаловал. Не давали сна моего, товарищи.
– Ты кто такой будешь? – спросил его Вощагин.
– Я буду Смерти товарищ.
Посмотрел Вощагин на его рваное платье, на босые ноги, почувствовал страх. А потом вдруг весело рассмеялся.
– Так