– Маму он не оперировал раньше и не лечил. Они вроде в ссоре. – Тимка снова вздохнул. – Упрямые оба, как черти…
Панфилов завёл машину во двор и запер ворота. В доме горел свет – Тимка открыл дверь, и они вошли за ним, признавая его право хозяина.
– Тихо, Юрик спит уже. – Лариса выглянула из комнаты, где находился Павел. – Ну, что там? Тима, я Юрика на твою кровать уложила…
– Я всё равно у мамы спать собирался. – Тимка сбросил кроссовки и направился к спальне Ровены. – А вы хотите – ночуйте, тёть Лена, ты тут похозяйничай, если что.
– Тима, а поесть?
– Я не хочу.
Он скрылся в спальне матери и плотно прикрыл за собой дверь. Только здесь он смог снова дышать – в темноте пустая комната, полная запаха духов и чистого белья, казалась ему странной, и он на ощупь добрёл до кровати и упал на неё, достав из-под покрывала подушку. Он уткнулся в неё, пахнущую маминым шампунем, и замер. Там, в доме, чужие люди – и человек, который едва не убил его мать. И хотя он, возможно, не виноват – но это он бросил маму в стену так, что её рёбра треснули и пробили лёгкое. Знать, что он здесь, невыносимо, как невыносимо быть в доме без мамы.
Тимка уткнулся в подушку и всхлипнул. Он очень давно не плакал – но сейчас слёзы душили его, и он ничего не мог с этим поделать. Главное, чтобы никто из тех, кто бродит сейчас по их дому, не вошёл и не принялся его утешать. Потому что утешить невозможно – перед глазами всё равно будет стоять бледное лицо матери, тёмные круги под её закрытыми глазами, кровь, так страшно проступающая через повязку…
Тимка заплакал, кусая подушку, его тело содрогнулось – в четырнадцать лет плакать трудно, только сдержаться невозможно, потому что беда, свалившаяся так внезапно, слишком тяжела, чтобы принять её.
– Надо бы пойти к нему. – Булатов кивнул на дверь спальни. – Мальчишка совсем погас. Такое и взрослому вынести тяжело, а тут подросток.
– Нет, Лёш, надо дать ему возможность побыть одному. – Ника вздохнула. – Они в этом возрасте не очень любят, когда кто-то видит, как они плачут, а мы для него чужие люди и отчасти виновны в том, что произошло, – ну, в его глазах, ведь Пашка – наш друг. Пусть побудет один, поплачет, может быть, ему станет легче.
– Мужчины не плачут. – Панфилов прошёлся по комнате. – Ну, что, ребята, снова всё запуталось так, что не распутать?
– Распутаем. – Матвеев запустил пятерню в волосы, растрепав их окончательно. – Сейчас главное – ребят на ноги поставить. Лариса, как Павел?
– Детоксикация практически закончена, он в сознании, узнал меня и всех вас. То, что произошло с Ровеной, помнит смутно. Прошедшую неделю не помнит вообще. – Лариса привычным движением поправила выбившийся локон. – В общем, завтра с ним уже можно будет поговорить и он, возможно, вспомнит, что с ним происходило. Валентин звонил мне, рассказал о Ровене. Вы же знаете, какой он перестраховщик. Я думаю, всё там будет в порядке, просто нужно время – безусловно,