– Не нужно, – сказал Вениамин Павлович, с любопытством на нее глядя. – У меня хорошее воображение.
Он пододвинул ей полный стакан.
– Да как вы смеете!! – Ольга Борисовна схватила стакан, отхлебнула и закашлялась.
– Закусывайте, а то, не дай бог, опьянеете.
– Ненавижу! Молчать! Вам и возразить нечего!
– Нечего, – признал он. – Кругом виноват. Возьмите кусочек, вот. И хлебушка. Молодец! Пить будете?
– Убирайтесь! Я не могу вас видеть! Вы… из… ив… изв-ра-щеец! – Она всхлипнула и расплакалась.
– Художники – ребята такие, – согласился Вениамин Павлович. – С ними ухо востро держать надо. А вот мы сейчас полегонечку, потихоньку – и в тенечек, на травку. Это у нас от свежего воздуха, кислородный шок. Отдохнем, придем в себя. А там и уха подоспеет.
Приговаривая, он вытащил Ольгу Борисовну из-за стола. Она сопротивлялась, кажется, даже попыталась укусить его за руку.
– Не хочу уху!! – выкрикивала Ольга Борисовна, отбиваясь. – И вообще мне домой надо!
Вениамин Павлович положил ее на спальный мешок, прикрыл кухонным полотенцем. И вернулся к прерванному позднему завтраку. Он жевал мясо и зелень, с удовольствием поглядывая на спящую Ольгу Борисовну. Пил вино. Когда закончилась бутылка, принес из машины другую.
…Ольга Борисовна проснулась на закате. Все вокруг было залито густым оранжевым светом. Она, охнув, поднялась. Болела голова. Горели плечи и спина. Во рту было омерзительно. И тем не менее хотелось есть. Она подошла к столу. В черной сумке на длинном ремешке, в бумажном пакете лежали хлеб и мясо. Она взяла пакет и пошла на берег. Уселась на песок и стала есть.
Она жевала и смотрела на реку. Вода полыхала огнем, небо из голубого стало синим. Осина на том берегу все еще держалась. Плескалась рыба. Большая черная мидия незаметно глазу передвигалась к воде. За ней в песке тянулась глубокая влажная борозда.
Поев, Ольга Борисовна пошла по берегу куда глаза глядят. Художника не было видно, видимо, он все еще ловил рыбу… Где-то там. Она смутно помнила, что они, кажется… поговорили. Она сказала ему все, что о нем думает. Как оказалась на спальном мешке, она не помнила.
«Терпеть не могу красное вино!» – сказала она себе, как будто оправдывалась.
…Когда она вернулась, у дома горел костер. На перекладине висел казан. Вениамин Павлович стоял рядом, мешал ложкой. Лицо у него было одухотворенным. Сильно пахло лавровым листом и дымом.
Ольга Борисовна переоделась и подошла к костру. Протянула руки.
– Накрывайте на стол! – строго сказал художник. – Посуда за занавеской.
Они в