Нет больше предпринимателя, зато есть бывший заключенный Салаватов, Тимка-Бес. Поезд блистал облупленными синими боками. Опухший после долгого сна проводник долго и придирчиво рассматривал билет, точно не мог решить, стоит ли пускать неприглядного пассажира в вагон, или лучше послать его подальше. Но, наконец, пробурчав нечто невнятно-недружелюбное, вернул билет и махнул рукой. Значит, можно садиться.
В вагоне пахло потом, туалетом и слегка подгнившими фруктами, но Тимур был личностью не избалованной: повезут, уже хорошо. Он достаточно четко представлял себе, как выглядит – худой мужик, по самые глаза заросший щетиной, и одёжа мятая, пропахшая вековой тюремной пылью. Такого не то, что в вагон, в сарай впускать страшно.
Поезд стоял еще минут десять, вагон медленно наполнялся людьми. Семья с уверенной в собственном превосходстве над всем миром мамашей, забитым, суетливым папашей и наглым пацаненком в кожаной куртке. Старик с целым ящиком крупных, с кулак бледно-желтых яблок, такое на свет посмотришь, и все зернышки видать. Веселая компания: три парня и две девчонки. Девчонки, ощупав Тимура надменно-любопытными взглядами, тут же зашептались. Дедок заботливо укутывал яблоки рваной дерюжкой, а мамаша-тиран с ходу принялась упрекать мужа за выпитое им пиво. Последней в вагон вошла тяжелая, неповоротливая, словно корабль-броненосец, тетка. Легкое ситцевое платье, бесстыдно обтягивающее валики жира на боках, промокло от пота, щеки пылали жаром и вообще, женщина выглядела так, словно вошла в вагон прямо из бани.
– Жарко! – Заявила она, устраиваясь напротив Тимура. Нашла где, в вагоне полно свободных мест, а она к нему приперлась. От тетки пахло дешевыми духами и пончиками с повидлом.
– Не люблю одна ехать, а вот пришлось.
Салаватов вежливо кивнул. Ну, теперь заболтает вусмерть. Но, достав из необъятной, под стать хозяйке, сумки журнал в глянцевой обложке, дама углубилась в чтение. Тем лучше, Тимур закрыл глаза, наслаждаясь покоем.
Мерное покачивание поезда убаюкивало и, прислонившись к перегородке между полками, Тимур задремал. Следовало бы лечь нормально, но он так долго мечтал о том, как будет ехать домой, что сама мысль о сне казалась кощунственной. Тимур наслаждался звуками, прорывающимися сквозь блаженную полудрему: стук колес, голоса, далекие и близкие, скрип, шаги… Совсем некстати появились запах, волшебный аромат жареной курицы, это, наверное, соседка, похожая на затянутую цветастым ситцем гору, решила пообедать. Ни с кем другим аппетитный запах не вязался, желудок предупреждающе сжался.
– Мужчина. – Ну, вот, журнал дочитала, теперь пообщаться хочет.
– Да?
– Вы угощайтесь. – Она подвинула неловко разодранную куриную тушку поближе к нему и поспешно, словно опасаясь передумать, выложила рядом крупные мясистые помидоры, чуть влажноватый, упарившийся в пакете хлеб да соль в спичечном коробке. Больше всего Тимура умилила именно эта соль.