– Ага. – Я вынимаю из кармана бумажник с чувством облегчения, что не встретил никого из знакомых.
– Привет, Холдер.
Опаньки!
Подняв глаза, вижу, что кассирша из соседнего ряда пристально меня разглядывает. Кто бы ни была эта девушка, выражение ее лица взывает к вниманию. Мне становится как-то неудобно за нее, в особенности когда я слышу этот пронзительный голос. Почему-то некоторые девицы считают, что подражать детской речи – это сексуально. Бросаю взгляд на ее именной беджик, потому что не могу вспомнить, кто она такая.
– Привет… Шейла. – Я быстро киваю, потом вновь поворачиваюсь к своему кассиру в надежде, что мой сдержанный ответ несколько охладит девицу.
– Шейна! – выпаливает она.
Да ну!
Вновь смотрю на ее беджик, раздосадованный тем, что даю ей повод продолжать разговор. Однако там ясно написано «Шейла». Сдерживая смех, проникаюсь к ней еще большим сочувствием.
– Извини. Ты ведь знаешь, что на твоем беджике написано «Шейла»?
Она сразу же поворачивает к себе беджик и хмурится. Может быть, она смутилась и больше не посмотрит на меня? Но нет, ее это нисколько не тревожит.
– Когда ты вернулся?
Понятия не имею, кто эта цыпочка, но она откуда-то меня знает. И не просто знает, а в курсе, что мне пришлось уехать, чтобы потом вернуться. Вздыхаю: похоже, склонность людей к сплетням была мною трагически недооценена.
– На прошлой неделе, – говорю я, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.
– А тебе разрешат вернуться в школу?
Что значит «разрешат»? С каких это пор мне не разрешают ходить в школу? Это, должно быть, очередной слушок.
– Это не важно. Я не вернусь.
Я пока не решил, буду ли записываться в школу завтра, поскольку сегодня мне это сделать не удалось. Это зависит от моего предстоящего разговора с матерью, но, пожалуй, легче дать людям то, чего они хотят, и пусть продолжают сплетничать. Кроме того, если я стану отрицать все, что говорили обо мне за прошедший год, народ останется без развлечений.
– Ты все испортил, парень, – скороговоркой произносит мой кассир, беря у меня платежную карту. – Мы побились об заклад, как скоро до нее дойдет, что на ее беджике неправильно написано имя. Она носит его уже два месяца, и я поспорил на три. Ты мне должен двадцать баксов моего проигрыша.
Я смеюсь. Он отдает мне карту, и я кладу ее в бумажник.
– Моя вина. – Я вытаскиваю двадцатидолларовую купюру и протягиваю ему. – Возьми, ведь я уверен, что ты выиграл бы.
Он качает головой, отказываясь взять двадцатку.
Я засовываю деньги обратно в бумажник и вдруг замечаю кого-то в очереди к соседней кассе. Эта девушка повернулась и пялится на меня, стараясь привлечь мое внимание так же, как только что Шейна… или Шейла. О господи, только бы и эта телка не заговорила со мной таким же детским голоском!
Бросаю на нее быстрый взгляд. На самом деле мне не хотелось смотреть туда, но, когда человек