Поль проснулся, едва звякнула моя цепь. Интересно, мог ли я проспать всю ночь, ни разу не шелохнувшись. Очень может быть. Или он то и дело просыпался и проверял, на месте ли я. Увидев, что я проснулся, он скинул ноги с кровати и бесцеремонно отодвинул меня.
– Эй, поднимайтесь, – рыкнул он на двоих в кровати.
Амбиадес выпутался из простыней и сполз с постели. Зевая, пошлепал к стулу, на котором лежала вся одежда. Я, оказывается, спал не раздеваясь. Софос не шелохнулся. Я сел и заглянул через край кровати. Его веки были будто склеенные.
– Слышь? – шепнул ему Амбиадес, но было поздно. Поль протянул руку у меня над головой и растолкал его столь же энергично, как накануне будил меня после обеда. Но Софос, по крайней мере, приземлился на мягкую постель. Когда все проснулись, мы побрели сначала в уборную, потом мыться у водокачки. Солнце только всходило над холмами, небо сияло голубизной, но в низине, где стоял городок, еще царила тьма. Вода была холодная, но жаловался на это один я. Предупредил Поля: пусть только попробует опять меня умывать. Я буду кусаться.
– А ведь он может быть ядовит, – предостерег Амбиадес. Тон, которым он подтрунивал надо мной, был чуть-чуть более снисходительным, чем в издевках над Софосом.
Поль, не говоря ни слова, вручил мне мочалку, и под его присмотром я долго оттирал остатки тюремной грязи с локтей, колен и затылка. Мыло из личных запасов волшебника пахло жимолостью.
В таверне нас уже ждал завтрак – овсянка и йогурт. На сей раз никаких апельсинов.
– Что там за грохот был у вас спозаранку? – поинтересовался волшебник у Поля. Но глядел почему-то на меня.
– Вот этот с кровати свалился. – Поль ткнул ложкой в сторону Софоса. – Пушкой не разбудишь. Когда-нибудь проснется оттого, что его проткнут копьем.
Софос покраснел.
– Чуткий сон – необходимое качество для солдата, – указал ему волшебник. – Да и для всех остальных желательно.
– И кто тут собирается на военную службу? – буркнул Софос с набитым ртом.
– Уж точно не я, – подал я голос. Все с удивлением обернулись ко мне, словно забыли, что я умею говорить.
– А тебя кто спрашивал? – фыркнул Амбиадес.
– Он. – Я ткнул ложкой в Софоса. – А что это у тебя на губах? Молоко не обсохло?
Он непроизвольно вскинул руку, потом опустил.
– Да что понимают в военной службе уличные бродяги?
– Откуда мне знать? Я не уличный бродяга. Но мой отец был солдатом, и это кровавое, неблагодарное, бесполезное ремесло, пригодное только для тех, кому не хватает ума или сноровки найти работу получше. – И хотя со временем мы с отцом стали относиться друг к другу чуть-чуть уважительнее, я все равно не слишком высоко ставил избранное им занятие, но, возможно, не стоило об этом вот так прямо заявлять. Иногда сам удивляюсь собственной тактичности.
За