Ночью Дарья никак не могла заснуть и читала под вмонтированным над кроватью светильником. Она слишком привыкла к своему «снотворному», коим для неё уже долгие годы являлся «коньячок на засыпку». Кроме того, из настежь распахнутой двери в лицо бил яркий свет. Несколько раз она вставала и прикрывала дверь, но через несколько минут она снова оказывалась открытой. Так медперсоналу было удобнее контролировать происходящее в палатах. В некоторых и «происходило»!
Из дальнего конца коридора доносились стоны, периодически неслось жалобное: «Ой, мама, ой, мама». Причём, таким странным голосом, что не понять, кто страдал – мужчина или женщина. Потом эти звуки стихли, наверное, пациенту вкололи обезболивающий препарат. Но разговоры персонала и шаги по коридору не стихали ещё долго. На соседней койке похрапывала лежащая на спине Надежда. В последний раз Дарья посмотрела на часы на сотовом телефоне в половине третьего ночи…
А в шесть утра она проснулась от весёлой переклички техничек, ворвавшихся в палату со швабрами. Чашку кофе никто не обещал. Впрочем, до операции нельзя выпить даже глоток воды.
В семь утра пришёл её хирург Родионов, высокий и стройный красавчик лет сорока на вид, от которого веяло вниманием, спокойствием и уверенностью. Спросил о самочувствии, предложил сжать пальцы на левой руке в кулак. Это получалось легко. А вот разводить и сводить их в распрямлённом виде удавалось с большим трудом и не до конца. В этом-то и была проблема, не считая того, что если раньше в мизинце и безымянном пальце периодически «бегали мурашки», а потом это состояние надолго проходило, то весь последний год пальцы были онемевшими постоянно.
– Всё исправим, – пообещал хирург.
«А точно ли именно он будет меня оперировать? – мысленно усомнилась Леденёва. – Я-то как об этом узнаю?»
Через полчаса две медсестры пришли за Надей, она разделась догола, продемонстрировав пышные формы, накинула спереди рубашку, которую велели на спине не завязывать, и улеглась на каталку.
– С Богом, – прошептала Дарья вслед.
В этот момент в палату вошла Валя и спросила:
– А её куда?
– На операцию.
Валя уселась на свою кровать и принялась так отчаянно плакать, что и у Дарьи глаза наводнилась слезами, и она отвернулась к окну, чтобы ещё больше не расстраивать соседку по палате. «Интересно, это я за девочек так переживаю, или себя оплакиваю»? – попыталась она разобраться в своих чувствах. Но тут же чётко решила: «Это жалось к другим, не к себе. У меня операция, по сравнению с ними, пустяковая… Конечно, если можно отнести к пустякам даже самое незначительное хирургическое вмешательство в человеческий организм».
Собравшись с мыслями, Дарья высушила