Ну почему ты плачешь?
Тебя я не пойму.
Объелась ты, объелась:
счастливою была —
на солнышке лежала.
Вдоль берега плыла.
И ласточки летали
тебе, дурной, вослед.
Перекормили счастьем
тебя на много лет.
«Ах, Фарид…»
Ах, Фарид,
ах, Фарид,
голова моя горит,
я в огне —
быть беде,
не приходишь к Фариде,.
Ты Фари,ду променял,
видел сны не про меня,
а про Катеньку,
конопатенькую.
На окне с утра сижу
и обиды ворошу,
их считаю,
причитаю,
на тебя я ворожу.
Пусть Фарид,
тот Фарид,
синим пламенем горит!
Ходишь мимо пилигримом,
улыбаешься,
что, мол, маешься?
«Я взглянула…»
Я взглянула
на твою любимую
твоими глазами
и вздрогнула:
какой ты счастливый!
«Мне не снится, мне не снится…»
Мне не снится, мне не снится,
что, взлетев из рук, синица
превратилась в журавля.
Мне не спится, мне не спится,
в колесе седьмая спица
для меня ты, для меня.
Обозналась – эка малость:
поманила да забыла,
а взглянула – да застыла,
увидала лишь затылок,
да стояла, дурь кляня.
Я не стою? – ах, пустое,
приворотного настоя
не пила я, не пила.
завлечён он, да не тою —
будто по сердцу пила.
Не забыться, не укрыться,
головой в подушку врыться,
сон тщетою[1] отгонять.
Мне не спится, мне не спится,
как посмел он не влюбиться?
Нипочём мне не понять.
«Я ищу совсем не счастья…»
Я ищу совсем не счастья
и не песен,
гордый мой,
я ищу лишь равновесья
между мною и тобой.
Между собственной судьбою
и судьбой совсем другой.
Ты не рад мне.
И не надо.
Не прощай и не жалей.
Как слепая ворожея
я жила среди людей.
Но не я тебя слабее.
Но не ты меня мудрей.
Но зачем же ворожею
ты к себе приворожил?
Без меня полжизни прожил,
дом сложил и жизнь сложил,
без меня дружил с друзьями,
без меня врагов нажил.
Отпусти меня на волю,
ведь тебе я ни к чему.
Отпусти меня на волю.
Что ж ты сердишься, чему?
Отпусти меня на волю,
к перезвону птичьему.
«Им судьба подарила…»
Им судьба подарила
три ночи, три дня.
опереньем сверкнула
жар-птица.
Три падучих звезды,
три несмелых огня
пали с неба,
чтоб вспыхнуть и скрыться.
И