Из кармана вылинявшей куртки достала пачку сигарет «Честерфилд», пальцы дрожали, как и все тело. Из пачки выпала зажигалка, звякнула по столу, очутившись на стороне Эльжбеты. Пани директор не одобряла курение в кабинете, однако остановить женщину не осмелилась, интуитивно опасаясь своим неуместным запретом надломить и без того хрупкую конструкцию того психоэмоционального скелета, что пока еще поддерживал ее целостность.
– Клара, – обратилась Эльжбета к женщине, подняв выроненную зажигалку. Она поднесла зажигалку к лицу Клары, чиркнув колесиком, голубоватое пламя взметнулось вверх, и посетительницы будто и вовсе не стало – такой блеклой, бестелесной казалась она позади живого огня. – Ты обратилась по адресу. Здесь ты найдешь помощь. Оставайся сколько тебе будет угодно!.. Сколько потребуется для восстановления сил, – пани директор поспешила внести ясность, приметив, как вдруг из пустоты потухших глаз женщины взметнулись искры, при том сами глаза были будто бы ни при чем, – существовали лишь искры, искры холодные и хищные. Резкая перемена оттолкнула Эльжбету.
Зазвонил телефон, и она с облегчением отвела взгляд, в душе улыбаясь представившемуся случаю отвлечься. В застывшей тишине кабинета зазвучал громогласный сбивчивый вихрь из хаотичных фраз и междометий. Звонивший – муж Эльжбеты, Вацлав, с трудом переводя дыхание, бессвязно бормотал. Из сумбурного потока слов Эльжбета не без усилий, но все же вычленила суть: время позднее, а Янки все нет и нет, университет закрыт давно, а ее все нет, и телефон недоступен, никто из друзей понятия не имеет, куда она запропастилась, и нет ее нигде, пропала Янка.
Эльжбета не готова была вот так сразу разделить панический настрой мужа – сердце остыло давно, не зная волнений с той поры, как ушла та, первая, особенная.
– Возьми себя в руки, Вацлав! – металлическим голосом процедила она в трубку. – Янка уже не ребенок, у нее могли найтись