Джентльмен с Медвежьей Речки. Роберт Говард

картечь из спины. С картечью пришлось повозиться, но я довел дело до конца. Коров я никогда в жизни не пас, зато в Гумбольдтских горах мне частенько приходилось арканить диких быков. Тамошние быки, живущие в низовьях гор, вырастают особенно здоровыми и злыми. Мы с Александром не раз на них натыкались, и с тех пор я всегда носил при себе лассо, которое удержит любого быка на свете. И в тот день оно тоже было привязано к моему седлу, и я был рад как никогда, что ковбои его не стащили. Может быть, они и не догадались, что это лассо. Я изготовил его собственными руками специально для ловли быков, кугуаров и гризли, которых в Гумбольдтских горах водится в избытке. Это было лассо из бычьей кожи, длиной футов девятьсот, но при этом очень легкое, а чтобы хонда[1] держалась крепче, я, орудуя кувалдой, соорудил из полуфунтового куска железа заглушку. Я подумал, что с таким лассо меня запросто возьмут в ковбои, пусть даже у меня нет ни ковбойской одежки, ни коня.

      Итак, я решил отправиться к ковбоям. Тропы поблизости не оказалось, но я хорошо помнил, в какой стороне Дикая речка, и этого мне показалось достаточно. Я знал, что если долго идти, никуда не сворачивая, то рано или поздно я куда-нибудь приду. К тому же, вдоль ручьев росло достаточно травы, чтобы Александр оставался сытым и довольным, а в рощицах наверняка водились белки да кролики, на которых я бы запросто мог охотиться, сшибая их камнями. Той ночью я сделал привал высоко в горах, сготовил себе на костре штук десять белок и перекусил; конечно, этого было мало, чтобы унять мой аппетит, но я подумал, что на другой день мне непременно повезет, и навстречу попадется медведь или, на худой конец, кабан, забредший в горы по ошибке.

      Солнце еще не успело взойти, как я уже оседлал Александра и отправился в путь, даже не позавтракав, потому что поблизости не оказалось ни кроликов, ни другой живности, как ни пытался я ее отыскать. В этом высокогорье не водилось ничего живого, разве что однажды я заметил канюка. Только ближе к вечеру я преодолел Большой хребет, и передо мной раскинулось огромное плато, на котором мог бы уместиться целый город. Красота была вокруг, да и только: ручейки и речушки, поросшие вдоль берегов высокой травой, которая доставала мне до самого стремени; то тут, то там попадались тополя да ели, а склоны холмов сплошь заросли густым сосняком. Вдали там и сям виднелись каньоны и скалы – в общем, никогда я не видал места красивее. Вот только, похоже, никто тут не жил. И я решил, что стал первым из людей, кто ступил на эту землю. Как выяснилось позже, с выводами я поторопился.

      Я стал спускаться с гор к равнине, и тут-то начались странные вещи. Сперва прямо на меня выскочил дикий кот. Он пулей пролетел мимо и даже не остановился, только бросил на меня злобный взгляд и ускакал в высокогорья. Затем мне навстречу попался матерый волчище, он шел во главе девятерых собратьев, и вся эта стая тоже спешила на запад, вверх по склону. Едва они скрылись из виду, Александр коротко вскрикнул и задрожал, и тут же из непроглядной чащи выскочил кугуар; он длинными прыжками несся все в ту же сторону. Он тоже пробежал