– Ну и что! – Сдвинул белесые брови Ошай, – у нее мелкие, зеленые, некоторые даже почти желтые, – презрительно оттопырил нижнюю губу мальчишка, – а эта глянь, какая огромная, синяя, как вечернее небо, на ней целых пять глаз! Нет! Я точно знаю, что это чудесный небесный камень! Хоть и с дыркой.
Из под кучки черепков, камушек и перышек, разноцветных кусочков кожи, обрывков меха и всевозможных обрывков шнурков Упан вытащил холодный и гладкий кусок металла.
– А это что? – спросил он приятеля. Тот выхватил полоску металла из рук Упана и сказал:
– А это, дружище, отломок того самого ножа, которым мой отец убил вот этого самого волка, – похлопал Ошай по шкуре, на которой они сидели, – Подрасту, пойду к кузнецу, попрошу из этого куска мне новый нож выковать! Он будет сильным и чудесным, ведь его оросила кровь волчьего вожака!
Упан склонил голову к плечу и втянул воздух. И снова сверкнул кровавый снег и блестящий клык умирающего волка.
– Да, ты прав, это он. Только не делай из этого куска новый нож. Этот нож мертв. Его душа волка убила, потому он и сломался. – Почему он это сказал, Упан сам не понял. Само вырвалось. В землянке повисло тягостное молчание. На миг, солнечный свет, падающий в проем двери, заслонила чья-то тень. И голос старого волхва позвал:
– Эй, мальцы! Вы здесь? Выходите! Ошай, ты можешь нас к реке проводить, туда, где Ольма живет?
– А когда купаться, деда Кондый? – затянул и заканючил Ошай. – Мы ж на речку к ребятам и сюда, к вам. А ребята ждут…
– Сперва дело, пуйка, – Щёлкнул по носу загрустившего Ошая Кондый, – а потом игры. Или тебе не интересно мое дело? – подначил пацаненка старый суро.
– Дело говоришь? Ну хорошо, – согласился нехотя мальчишка, но тут же живо сгреб свои сокровища в подол рубахи, упал на коленки и юрким ужом забрался под ложе. Из-под него выбрался уже с пустыми руками и, отряхиваясь, потянул медлительного Упана к выходу:
– Побежали, а то Кондый ругаться будет! К пацанам уж на затоню не пойдем, надо суро помочь, я ж обещал. А мужчины даденое слово держать должны! – Выпятив птичью грудь закончил важно Ошай.
Темноголовый парнишка пожал плечами и вышел вслед за приятелем наружу. Старый волхв стоял неподалеку и смотрел на режущих воздух острокрылых стрижей.
– Низко летают, к дождю… Пойдемте скорей, а то промокнем.
И опять Ошай побежал вперед, а за ним вразвалку, словно взрослый муж, не торопясь, потопал Упан. Вслед за ними, широко шагая, двинулся и старый волхв.
Тропинка наконец-то вывела их к дальней излучине реки, туда, где она делала очередной крутой поворот. Речка Межа была неширокой и гибкой, и змеилась меж деревьев и полян, извиваясь гибкими петлями и сверкая на солнце отмелями белого песка, время от времени прячась в зарослях кустов и в тенистых чащобах. Так же и здесь, где недалеко от песчаного пологого берега проходила охотничья