Империя была по природе капризна, т. е. также способна сделать доброе дело, как и злое, готова сказать «да» также как и «нет», любить и ненавидеть, броситься на шею, чтобы поцеловать или задушить. В первые две минуты, прошедшие за той секундой, когда она заметила Филиппа, вид клерка не произвел на нее ни малейшего впечатления. Не то чтобы она повиновалась чувству оскорбленной стыдливости, —стыдливость и Империя давно уже жили как кошка с собакой, – но она считала в высшей степени неприличным и, следовательно, достойным самого строгого наказания поступок мальчика, который, проникнув к ней, даром наслаждался зрелищем, которое немногим доставалось видеть за самую дорогую цену.
Однако она не рассердилась. Львица не злится на червя.
– Кто ты? Как тебя зовут? – шипящим голосом сказала она.
– Меня зовут Филипп Мала. Я секретарь монсеньора архиепископа Бордосского.
– А! И это монсеньор архиепископ посылает тебя к дамам по ночам, заставать их в ванне?..
– О, нет! Я пришел сам. Я любил вас, еще не зная, и хотел видеть. Теперь я вас видел лучше… о! гораздо лучше, чем я смел надеяться, и еще сильнее люблю вас.
– Право?.. Так ты не жалеешь о том, что ты сделал?..
– Жалеть!.. О, я жалею только о том, что не пришел раньше! Вы так прекрасны, и я так счастлив близ вас!
По мере того, как Филипп говорил, лицо Империи из сурового и строгого становилось все более и более нежным; на ее губах прежде сжатых, в ее глазах, прежде смотревших с угрозой, теперь сияла улыбка.
– Ах! – сказала она таким голосом, который согласовывался с выражением ее физиономии, рассматривая черту за чертой прелестную голову клерка. – А… так вы, господин Филипп Мала, близ меня счастливы!
– Как в раю.
– А вы уже бывали в нем?
– Да, в грезах, мечтая о вас!
– Ну, а если бы я рассердилась? Если для того, чтобы наказать вас за то, что вы выбрали такую странную минуту, чтоб представится мне я приказала бы моим стражам взять вас!.. Я имею право. Входить к дамам ночью, подобно вору, запрещено законом. Тогда вы не столько бы любили меня, не правда ли?
– Когда бы я умер, конечно, я перестал бы вас любить. Но пока бьется мое сердце, оно будет биться только для вас.
– У вас есть на все ответ. Хоть вы еще очень молоды, вы должно быть много учились, что так хорошо говорите.
– Много учился? О, нет! Только сегодня вечером я в первый раз прочел самую лучшую книгу, которая может существовать на земле.
– Какую книгу?
– Ваши глаза.
– А что вы читаете в них? Что вы дерзкий и нескромный ребенок, которого, если я не хочу велеть взять, так все-таки прогоню!..
Ребенок сделал отрицательный знак.
– О, нет! – возразил он. – Я не читал этого.
– Что же?
– Что вы хотите узнать, действительно ли в таком маленьком теле может существовать такой великий огонь, и что ночь в объятиях клерка может пройти также гладко и быстро, как в объятиях короля.
Пламенная краска покрыла щеки Империи.
–