Для следующей песни на сцену выкатили ещё не выпущенную модель Кадиллака; розовый переливающийся автомобиль проехал меж колонн и остановился.
Лин взглянула на центральную ложу – продюсер был там, пристально наблюдая за каждым движением на сцене. Она улыбнулась фальшиво, с немой просьбой неизвестно кому забрать её домой, вытащить из этого ада, роскошно отделанного, с неземными запахами и чувствами, со всем, что противно жизни на Земле.
Armageddon when I get it make the world shake.
Крест зажёгся ярко-оранжевым, ослепляюще ударяя по Лин и танцорам. Она зажмурилась, выронив микрофон (фонограмма продолжила петь за неё) и упала на колени. Когда же она, наконец, подняла глаза, то увидела, как господин в спешке покидает ложу, а люди, не обращая внимания на прервавшийся концерт, суетятся и толкаются, пытаясь найти выход.
– Оставайся на месте! – послышалась команда из наушника.
– Выключите! – закричала Лин, когда из динамиков стала раздаваться безумная какофония, словно шагающие полчища демонов вырвались из преисподней и, лязгая цепями, в которые они когда-то были закованы, обращали всё на своём пути в тлен…
Умереть – это уникальная возможность.
Лин проснулась от невыносимого гнилого смрада и липкости тел, прижавшихся к ней. Она захрипела, горло сдавило режущей болью, а без того худое тело осунулось и посерело от усталости и голода, тонкие руки схватились за стены, на ощупь кажущиеся покрытыми каким-то сыпучим материалом.
– Это действительно ты? – задал вопрос один из сидевших рядом.
– Где мы? – выдавила Лин и попыталась встать, ударяясь головой о потолок – слишком низко даже для невысокой китаянки.
– Я помню, как заходил в поезд и пока что никуда из него не выходил.
Кажется, у них там что-то случилось.
– Что тут непонятного? – сказал другой человек. Маленького окошка в вагоне было недостаточно, чтобы свет показал его лицо. – Поезда, везущие людей в неизвестность – мы уже такое видели…
– Что вы имеете в виду, я не понимаю? – просипела Лин, пытаясь наощупь понять размеры вагона, но то и дело натыкалась на человеческие тела.
– И не ясно, живые ли, мёртвые?..
– А что тут понимать? – хохотнул человек, – Понимаешь, это дело святое, а главное – очень доходное. Я вот только думаю, кому с нас доход-то? Наверное, умерщвление нам скоро по-настоящему устроят…
– Всё, перестань! – прикрикнули на него. – Не пугай её.
– Я ничего не понимаю… Я только что стояла на сцене, только что, – Лин уселась на пол рядом с чьим-то холодным телом. – Это был февраль, двадцать второе февраля. Начало мирового тура…
– Скачете под свою попсу, а нам терпеть потом, – произнёс кто-то сдавленным старческим голосом.
– Так вот она! – заорал вдруг какой-то человек, вскакивая и, судя по звуку шлёпающих голых ног, направился к Лин,