Альманах всемирного остроумия №1. Отсутствует

в сопровождена двух адъютантов. Но его скоро узнали и окружило множество народа, так что он с трудом мог ехать дальше; иногда он должен был останавливаться. Глаза всех были устремлены на него с выражением вопроса, ибо в это время все умы были взволнованы большими несчастьями, постигшими французскую армию. Вдруг один смельчак спросил у императора: – «Правда ли, что дела идут худо?» – «Не могу сказать, – отвечал Наполеон, – чтоб они шли слишком хорошо». – «Чем же кончится все это?» – спросил другой. – «По правде сказать, это известно одному Богу!» – отвечал спокойно император. – «Неужели неприятели придут точно во Францию?» – «Очень может случиться, даже в Париж, если мне не помогут; у меня нет миллионной армии, и не могу же я делать все один». – «Мы вас поддержим, государь!» – закричали со всех сторон. – «Тогда я сумею поразить неприятеля и поддержать нашу славу». – «Что же нам делать?» – спросили многие. – «Делаться солдатами и сражаться». – «Мы согласны, – отвечал один голос, – но с условиями». – «А с какими именно? Послушаем!» – «Мы не хотим переходить через границу». – «Этого и не нужно!» – «Мы хотим принадлежать к гвардии. – «Пожалуй, к гвардии, так к гвардии». – Всеобщие крики радости и восторга огласили воздух. В тот же день были доставлены реестры и более трех тысяч граждан записались в них.

* * *

      Однажды император Наполеон I приехал невзначай в театр. Это было между покорением Пруссии и покорением Австрии. Играли «Сида», и в этот вечер вход был по двойной цене. Старик Ноде гнусавил в роли дон Диeгo; старик Лакав распевал на церковный напев роль короли; девица Гро рассказывала роль Химены; плохой комик, по имени Варен, выкрикивал графа Гормаса; плохой дебютант коверкал роль Родриго. Император, прослушав два акта этой смешной пародии, вышел сердитый из своей ложи и, возвратясь в Тюильери, приказал позвать к себе г-н Резюме, своего камергера, на которого возложено было театральное управление, и сделал ему сильный выговор за непростительную небрежность, с которой образцовое произведение Корнеля отдавалось на посмешище публики. Г-н Резюме защищался, как только мог, и, между другими пустыми отговорками, имел несчастье сказать императору, что, при тогдашнем составе труппы, роли в «Сиде» не могли быть иначе розданы. Гнев императора дошел до крайности, и, с тем выражением власти, которое он умел принимать, когда хотел, чтобы воля его исполнялась, сказал господину Резюме: – «Садитесь, милостивый государь, за этот письменный стол и пишите распределение ролей, которое я сделаю: Родриго – Тальма; дон Диего – Монвель; граф Гомес – Сент-Иль, король – Лафон; дон Санчо – Дамо; Химен – ди Дюшенуа. Теперь только одиннадцать часов, поeзжайте в Comedie-Francaise, соберите комитет и передайте это распределение; вы к этому прибавите, что я хочу, чтоб «Сид» был игран так, как я распределил роли, и что в назначенный день ровно в семь часов я буду в моей ложе». – Эта воля, как и все повеления императора, была буквально исполнена. В назначенный день играли «Сида» в настоящем виде; зала была битком набита, император присутствовал при представлении, которое было одним из самых блестящих,