Встреченный через пару суток Николай судьбой ножа не поинтересовался, из чего я заключил, что он ему не очень нужен, и могу до отъезда в Москву еще денёк попользоваться. «Отплызд» из Гурзуфа всегда сопряжен с торжественным отмечанием и некоторым сумбуром, так что нет ничего удивительного в том, что нож без всякого злого умысла я «замылил». Разбирая дома сумку, я с удивлением на него наткнулся и предъявил Отцу, заслуженному изобретателю-рационализатору, неровно дышавшему к любым нестандартным проявлениям технической мысли, особенно выполненным из металла. Папа высоко оценил конструкторскую задумку, технологичность исполнения и даже сделал небольшой чертежик на будущее.
Я твердо настроился вернуть нож хозяину на традиционной Гурзуфской «стреле» в первую субботу сентября, но хорошо известно, что именно вымощено благими намерениями. Празднование встречи сразу пошло бурно, и за множественными объятиями и рукопожатиями, естественно, не «на сухую», про «дорогую передачу» я забыл, как и сам Колька.
Ещё года два «тесак» благополучно сопровождал меня в поездках в Гурзуф и другие места, но к «Африканычу» так и не попал. А в конце августа 91-го года по приглашению давно обосновавшихся в Берлине друзей – литовцев я надолго убыл в воссоединившуюся Германию и по сформировавшейся уже привычке захватил нож с собой.
Поздно вечером 3 октября в годовщину объединения ФРГ с ГДР и Западным Берлином мы с Костей «Малышом», изрядно нагрузившись дармовым шнапсом у Бранденбургских ворот, брели по направлению к месту обитания, когда из резко затормозившей рядом машины выскочили двое мужичков непонятной наружности. Худой длинноволосый персонаж, весь в черной коже, помахал перед носом «Малыша» какой-то блестящей бляхой и что-то прорычал по-немецки. В ответ был виртуозно послан далеко и надолго по-русски. Второй, более крепенький, упакованный в светлый щегольский плащик, обошел меня слева и из внутреннего кармана отработанным жестом предъявил плохо угадываемое в темноте удостоверение, но четкое голосовое сообщение я вполне понял: «Kriminalpolizei».
Документы мы предъявили почти добровольно, после чего нас поставили лицом к стене и обыскали. Кожаный обнаружил у меня в кармане замечательный ножичек, приведший его в состояние крайнего возбуждение. На вопрос «Was ist das?6» я честно ответил – «Кnife!7». Немцу ответ не понравился, и он выдал продолжительную тираду, многократно повторив слово «messer8». В это время его напарник проверял по бортовому компьютеру